«Эх, и бардак в России, — закурил офицер, поправив на коленях саквояж, и благосклонно кивнул в открытое окошко отдавшему честь городовому. — Теперь уже всё ровно, — подумал он. — Главное, чтоб дело сделать… Чего–то ладаном пахнет, — закурил ещё одну папиросу поручик. — Видно вчера катафалком служила, — вынул из саквояжа запечатанный сургучом пакет и прочёл: «Его Высокопревосходительству г-ну Министру Внутренних дел Сипягину Д. С.»
Движение прекратилось. Выглянув в окошко, увидел, что карета остановилась на Дворцовой площади у Адмиралтейства. Раскрыв дверку, огляделся по сторонам. Слежки не было, а золотая адмиралтейская игла указывала ему на небо, направляя в бездонную синь, украшенную белесыми, как его волосы, облаками.
«Всё решено!» — со вздохом не то сожаления, не то какой–то надежды, захлопнул дверцу, велев кучеру ехать по набережной, к Николаевскому мосту.
Вздрогнув от ворвавшегося в раскрытое оконце холодного ветра с Невы, чуть дрожа руками, закурил третью папиросу.
У моста карета остановилась.
Раскрыв дверцу, поручик вновь огляделся по сторонам, отметив улыбку юной курсистки, блеск солнца, свежесть Невы и белые, плывущие над головой облака.
«Жалко расставаться со всем этим… Но ведь и Он расстанется…»
— К Государственному Совету, — крикнул на «куда теперь прикажете?» — и, захлопнув дверцу, откинулся на жёсткую спинку, на минуту прикрыв глаза.
К Мариинскому дворцу, где заседал Госсовет, подъехал в ряду других карет и, выставив ногу в сапоге, чуть подрагивая шпорой, наблюдал за увешанным медалями помощником швейцара в парадной ливрее, суетившемся у карет, и помогавшем выходить из них министрам.
Наконец дошла очередь и до него.
— Господин министр внутренних дел подъехал?
— Никак нет, вашскобродь, пока не приезжали. Но вскоре должны быть, — отрапортовал бывший унтер, и даже приложил руку к своей швейцарской фуражке.
«Адъютант, судя по аксельбанту. Должно курьер», — размыслил он, придерживая дверцу кареты и не решаясь взять под локоток офицера — не развалина–министр.
Поблагодарив кивком головы, уверенно звеня шпорами, поручик прошёл в подъезд, где на площадке лестницы его встретил ещё один швейцар.
— Мне велено великим князем Сергеем Александровичем лично подать пакет министру внутренних дел, — высокомерно произнёс высокий белокурый офицер, недовольно звякнув шпорой.
Седоусый швейцар почтительно поклонился и тут же, забыв о военном, со словами: «Вот они, их высокопревосходительства», тряся животом, бросился к двери, встречать вошедшего в сопровождении выездного лакея, министра.
Барски сбросив на руки подбежавшему швейцару шубу, Сипягин огладил бороду и басом зарокотал, неизвестно к кому обращаясь:
— Запаздывает в этом году весна, запаздывает, — доброжелательно глядел на приближающегося к нему офицера.
— Адъютант великого князя Сергея, — зашептал министру швейцар, почтительно наблюдая, как тот достаёт из саквояжа пакет в сургучах и подаёт Сипягину.
— Письмо вашему высокопревосходительству от великого князя Сергея Александровича, — не сказал, а как бы прокаркал адъютант.
«Волнуется поручик, аж до спазмов в горле, — ласково покивал офицеру, принимая пакет и делая два шага в сторону, чтоб не мешать входящим, тут же вскрыл его, осыпав сургуч на красный ковёр вестибюля. — Интересно, о чём таком срочном сообщает великий князь, — вынул лист и удивлённо поднял брови — лист был совершенно чист. И ещё более удивился — испугаться не успел, увидев наставленный на него зрачок револьвера. — Что же, никто не заметил, как он вытащил его из саквояжа?» — вздрогнул от выстрела, и только тогда испугался, когда уходящим уже сознанием уловил второй выстрел…
Третий выстрел, пришедший в себя швейцар отвёл от министра, схватив офицера за руку.
Пуля попала в плечо завизжавшего зайцем выездного лакея.
— Что, что случилось? — тяжело дыша, произнёс вбежавший с улицы помощник швейцара и, поняв, с огромнейшим удовольствием смазал офицера по лицу.
— Не сме–е–ть, — тонким голосом завопил поручик.
— Чего стоишь, Парфёнов, закряхтел швейцар, обращаясь к помощнику, — руки ему крути, да наган отымай, — услышали ещё один выстрел, осыпавший крошку с потолка.
По устланной ковром лестнице сбегали люди. Другие, удивляясь, что не встречает швейцар, входили в дверь.
— Что происходит? — и замирали, видя лежащего на полу Сипягина.
— Да всё, всё, отпустите руку, — с удивившим его самого спокойствием, произнёс убийца, выпуская из пальцев револьвер, и как бы издалека слыша: «Доктора-а… Пакет привёз… Что же его высокопревосходительство на полу… Поднять следует», — увидел запыхавшегося городового, и отстранённо наблюдал за сотворимой им суетой, сам толком не понимая ещё, что сделал.