— Уж не водоплавающие ли? — поразился Аким.
— А вот за это можешь и ответить по всем правилам от 20 мая 1894 года.
— Послушай, Виктор, меня какие–то смутные подозрения начинают садистски терзать… Уж не Ромео ли ты шекспировский?
— Чего-о? Зерендорф. Будь моим секундантом. Дожился… Лучший друг какой–то ромеой обзывает, — покраснев, засмеялся Дубасов, нервно притопывая ногой под «Пятёрку», которую надрывно играла машина.
После пива на душе у друзей стало как–то приятнее, а воздух чище и прохладнее… Над дудергофской горой собирались облака. Блестела на солнце речка Лиговка, с камышом и ивами по берегам.
— Красота! — подвёл итог Рубанов, увернувшись от велосипедиста. — Правильно в народе говорят, — стряхнул какую–то пылинку с рукава белоснежного кителя…
— Только мысль не забывай, — забеспокоился Зерендорф. — Доводи фразу до логического завершения.
— У отца было три сына… Двое умных, а третий…
— Зерендорф! — подсказал Дубасов.
— Велосипедист! — поправил его Аким.
По нешироким дорожкам возле дач гонялись друг за дружкой дети, вопя при этом так, что визг Зерендорфа казался бы шёпотом. Сновали велосипедисты, за ними с лаем гонялись собачонки, своим чадам чего–то кричали бонны, нянечки и мамы. Из окон, во всю срамя за тихий звук музыкальную машину, что скрипела в пивной, гремели граммофоны, бодро наяривая «Коробушку», «Из–за острова на стрежень», «Есть на Волге утёс».
— Хорошо отдыхать за городом, — ещё раз повторил Рубанов. — Покой и тишина…
На даче, куда, толкнув калитку, прошли офицеры, граммофон пафосно хрипел тоску о Ермаке.
«Ревела-а буря, дождь шуме–е–л», — подпел Дубасов, пройдя по тропинке к скрипучим качелям. — Капитальная вещь, — похвалил он, — не то, что дощечка на верёвочках…
— Справа шмель! — рявкнул Рубанов.
Но не успели они с Зерендорфом насладиться зрелищем прянувшего в сторону и замахавшего руками друга, как все дачные звуки, включая ревущую из трубы бурю, перекрыл радостный вопль «водоплавающих», со всех ног летевших к ним от небольшой теннисной площадки.
Воздушные блузки пузырились на их спинах, а в руках мелькали ракетки. За ними, в широкополой шляпе, не спеша шла высокая и стройная барышня. Она не кричала от радости и даже не улыбалась, а сосредоточенно поправляла упавшие на плечи светлые локоны.
— Ольга?! — удивлённо подошёл к ней Рубанов и приложился к руке, чуть сдвинув вниз белую тонкую перчатку.
Следом, налобызавшись с водоплавающими, подгрёб Зерендорф и тоже приложился к душистой ручке.
Дубасов гордо отвернулся, взяв под руку Полину, и они направились на веранду.
— Мне пора, — помахала подругам Ольга, и, не оглядываясь, пошла по тропинке к калитке.
Аким уже поднялся на веранду с резными деревянными украшениями по карнизу, когда услышал негромкое:
— Проводите меня, Рубанов.
Он оглянулся, раздумывая, показалось ему или нет.
Друзья рассаживались вокруг накрытого скатертью стола с медным самоваром и четырьмя чашками с красными ободками.
Висевшие над дверью часы выплюнули кукушку, которая гавкнула и скрылась, хотя стрелки показывали 8 вечера.
— Вас зовут, — подтвердила беленькая Полина, разливая по чашкам чай.
«Надеюсь, это она не про кукушку… Да и пятой чашки всё равно нет» — вздохнул и направился к калитке.
Ольга ожидала его на тропинке, крутя над головой зонтик.
«Вроде бы давеча зонта у неё не было».
— Пятый лишний, — улыбнувшись, произнесла она, и смело взяла растерявшегося кавалера под руку, прижав его локоть к своей груди. — Если хотите чаю, пойдёмте ко мне, — пресекла попытку Акима немного отодвинуть локоть. — У меня как раз имеется лишняя чашка. А прежде прогуляемся… Вот эта прекрасно утоптанная тропинка с зелёной травкой по краям, приведёт нас к речке, где и искупаемся, — смеясь глазами, раскрыла план действий.
— Как искупаемся? — всё–таки сумел отстранить локоть от груди Аким.
— Обыкновенно, — закрыв зонтик, томным голосом прошептала она, попытавшись вернуть мужской локоть на место. — Я в неглиже… А вы, сударь, ежели стесняетесь, то в прекрасных своих белоснежных кальсонах, — не выдержав, весело расхохоталась, вовсе отпустив руку Акима.
— Откуда про мои кальсоны знаете? — немного пришёл в себя кавалер.
— Да уж знаю! — вновь ухватила его за руку и потащила к купальне.
— Я сейчас закричу! — тоже засмеялся Аким, решив плыть по течению судьбы. — Я, оказывается, теряюсь от женского напора.., ведь так ещё юн и наивен…
— Пора бы и повзрослеть, — сняла шляпу и стала расстёгивать блузку, — а то так и будете из кустов за дамами подглядывать…