После вкусного обеда и чашки душистого ароматного чая, без которого Екатерина Александровна Победоносцева гостей из дома не отпускала, Максим Акимович откланялся и поехал домой готовиться к отъезду в Москву.
Его старший сын, ужинавший дома и узнавший о поездке отца, стал напрашиваться ехать с ним.
— Отец, ну определи меня временно к себе адьютантом, — просил он, — или ординарцем, да хоть вестовым.
Последнее слово, как водится в русских семьях, осталось за женой.
— Максим Акимович, — со вздохом отложила она в сторону пирожное. — Пусть ребёнок там присмотрит за тобой… Что–то слишком активно отбрыкиваешься, кавалерист ты мой ненаглядный… Али кралю завёл? — рассмешила мужчин. — То–то у соседа Пашки в прошлом годе кобель пропал, а у меня шуба с искрой появилась…
Рубанов–старший задумчиво, склонив на бок голову, разглядывал супругу…
Вечером 23 ноября Рубанов–младший бодро топал в хвосте кавалькады, попутно любуясь рекламой калош фабрики Треугольник.
— Аким, не отставай, — услышал далеко впереди голос отца, подумав, что когда–то всё это уже было.
Ускорив шаг, догнал тяжело пыхтящего от тяжести чемоданов денщика.
— Нижний чин Козлов, — обернувшись и перебрасывая с руки на руку лёгкий баульчик, поучал молодого солдата пузатый Антип. — Чего пыхтишь громче паровоза? Вид у тебя должен быть не только придурковатый, что ты уже освоил за год службы, но и радостный, оттого, что услужаешь старшему унтер–офицеру, всю свою жисть отдавшему царю–батюшке и армии.
«О-о! Тот же нумер вагона, что и в прошлый раз, когда с маменькой в Москву ехали, и стоит на том же месте, — с удовольствием узрел грязного младенца, с аппетитом жрущего пропитанный угольной пылью шоколад.
Оставив вещи в купе, денщики побежали искать свой вагон третьего класса. Затем целая ватага синодских служащих, под локотки завела в вагон и определила в соседнее купе своего бесценного начальника.
Через некоторое время Константин Петрович пригласил на чай Рубановых и долго, со всевозможными подробностями, рассказывал о своей жизни в Москве.