Вечером, заехавший за ними в гостиницу Джунковский, повёз гостей на приём к великому князю и его супруге в Николаевский дворец Кремля.
Сергей Александрович не чинился и встретил их приветливо и по–простому, хотя нарядился в парадную форму — всё же принимал равного по чину генерал–лейтенанта в генерал–адьютантском звании, и к тому же посланника императора.
Аким восторженно глядел на Елизавету Фёдоровну, одетую в элегантное строгое платье, и от растерянности, неловко поцеловал её руку, чем вызвал улыбку жены великого князя. Затем, вытянувшись во фрунт, представился генерал–губернатору Москвы.
— А это — наши дети, — нежно улыбнулась мальчику и девочке Елизавета Фёдоровна, ведя под руку Рубанова–старшего к накрытому столу. — Великая княжна Мария Павловна и её младший брат, Дмитрий Павлович, — представила их.
Максим Акимович с трудом скрыл удивление, зная, что детей у супругов не было.
Когда гости расположились за столом, а воспитатель увёл детей, Сергей Александрович раскрыл тайну:
— Дети моего брата Павла Александровича, имевшего глупость вступить в морганатический брак, за что разжалован и уволен со службы… И лишен детей…
— Они не очень–то и нужны этой мадам Пистолькорс, — кивком велела лакеям разливать по бокалам вино и подавать ужин Елизавета Фёдоровна. — Их скончавшаяся матушка — дочь греческого короля Георга Первого, а не какого–то там чиновника Карповича. Государь прав, что забрал у своего дяди и его безродной супруги детей… Мы их воспитаем в духе любви к родине и православию, — обернулась на вошедшего лакея, доложившего о прибытии обер–прокурора синода.
— Никакого такта у Константина Петровича, — добродушно улыбнулась она. — На ужин к их высочествам опаздывает.
— Зачитался, наверное, нравоучительными повестями, удобными вливать в сердце удовольствия юношеского возраста, — совместил названия книг Рубанов, чем вызвал улыбку великой княгини Елизаветы.
«В высшем свете её называют Элла, — осторожно и тактично любовался женщиной Аким, стараясь чаще глядеть в тарелку, нежели на губернаторскую супругу.
Сидевший рядом Джунковский, чуть подвинулся вместе со стулом, уступая место усаживающемуся обер–прокурору.
Великий князь Сергей глядел на пожилого человека с лёгкой улыбкой, с жалостью думая, как постарел его учитель. Ел он без аппетита и очень аккуратно.
«Мадамам Камилле и Клеопатре Светозарской великий князь чрезвычайно бы понравился», — с трудом сдержал усмешку, освоившийся уже за столом Аким, с интересом разглядывая продолговатое, породистое лицо московского генерал–губернатора с аккуратной, начавшей седеть бородкой и зачёсанными на затылок тёмно–каштановыми волосами.
Его отец в это время тоже поднял глаза на Сергея Александровича.
«А ведь император подражает своему дяде», — перевёл взгляд с золотой бахромы эполет на красную с чёрными полосами по краям Владимирскую ленту через правое плечо и белый георгиевский крест.
«Даже артиллерийский подпоручик не сумел бы найти нарушений в форме великого князя, — с уважением подумал Аким. — Будет о чём рассказать Натали», — вспыхнул радостью, на минуту забыв о находившейся рядом великой княгине.
— Ваше высочество, — промокнув губы салфеткой, произнёс Рубанов–старший, — а ведь мы одно время вместе воевали в Рущукском отряде в семьдесят седьмом году… Тогда ещё наследник, ныне почивший в бозе император Александр Александрович, направил вас в Рущукский отряд.
— Я долго просил отправить меня в какое–нибудь опасное место, — улыбнулся великий князь. — Что вы хотите — двадцать лет… Возраст, требующий любви и подвигов, — аккуратно отложил вилку и пригубил из бокала.
— Столько сейчас моему сыну, — улыбнулся Рубанов–старший. — Но войны, что б совершить подвиг, нет.
— Вот и приходится ходить лишь со знаком об окончании училища, — грустно произнёс Аким, развеселив великую княгиню.
— И слава Богу, юноша, что нет войны… Правда же, Константин Петрович? — обратилась за поддержкой к сыто пылающему ушами обер–прокурору.
— Конечно, правда, — разомкнул тот веки — видно, немножко придремал, и согласно покивал головой. — Не в обиду петербуржцам будет сказано, — вспомнил что–то услышанное или прочитанное, но москвичи шутят: «Почему Кутузову памятник в Петербурге поставили? Да потому, что он французам Москву сдал», — закатился дробным старческим смехом, всплёскивая от удовольствия ручками и раскачиваясь на стуле.
Великий князь изволил улыбнуться.
Элла шутки не поняла.
Рубанов коротко хохотнул.
Джунковский ел и был непроницаем.
Аким вспомнил и процитировал в уме Клеопатру Светозарскую: «В разговоре недостаточно наблюдать за выбором выражений, должно, сверх того, не давать лишней воли рукам, не делать гримас, не позволять качаться или вздрагивать корпусу и не подплясывать на одном месте, как манежная лошадь. Всё это до крайности смешно, тривиально и неестественно». — Вот это да-а! — поразился он. — Когда мадам Камилла сумела вбить в меня столь обширные познания этикета?»