На середине Невы, запыхавшись, сел рядом со смеющейся Натали.
— Дальше ты вези, — задыхаясь, произнёс он, приведя даму в полнейший восторг.
Собрав в кулак волю и последние силы, вновь принялся толкать кресло.
— И почему его назвали развлекательным? — стонущим голосом, выпуская клубы пара, произнёс он, провиснув ковром через спинку транспортного средства.
И тут смеющаяся Натали поцеловала его в щёку.
Акима бросило в жар и, заломив шапку, он бодро заскользил к близкому уже берегу. Затем, уразумев выгоду, вновь провис ковром, заработав ещё один сладкий поцелуй. Развернув кресло, помчался обратно.
На середине реки Аким сделал вид, что потерял последние силы, и склонился над Натали. Вуалька была поднята и, не удержавшись, он коснулся губами нежной кожи щеки, ощутив едва уловимый запах духов.
Натали обернула к нему лицо, собираясь что–то сказать. И это «что–то» было бы не гневное, как понял Аким, а так.., немного укоряющее.
Он не стал ждать обличительных женских слов, произнесённых к тому же не от души, а от правил хорошего тона, и не просто коснулся, а требовательно и жадно припал к её губам, обняв Натали за плечи.
Сделав попытку отстраниться, она подняла руки, чтоб оттолкнуть забывшего приличия офицера, но голова закружилась, и вместо того, чтоб оттолкнуть, руки обняли этого бестактного, и даже более того, нахального, но такого нежного и приятного мужчину. И она, забыв всё на свете, ответила на поцелуй, воспарив от этого не то что на седьмое, а на восьмое или даже сто восьмое, небо.
Застонав от наслаждения, испугалась, вырвалась и, краснея лицом от стыда и счастья, с трудом произнесла:
— Ну нельзя же так…
— Конькобежцам можно, — безапелляционно заявил кавалер, сделав ещё одну попытку поцеловать даму, но на этот раз получил отпор, заключавшийся в опущенной на лицо вуалетке.
— Сударь, везите меня к берегу, коли конькобежец.
Глупо улыбаясь от счастья, Аким заскользил по льду, чуть не врезавшись во встречное кресло, где в обнимку с дамой сидел полковник Ряснянский.
Увидев своего офицера в гимназических штанах, в ямщицкой шапке, на коньках, да ещё с приглупейшей физиономией толкающего кресло, он поначалу немного очумел, потом взъярился, но пролетевшее пулей кресло уже подкатило к берегу.
— Чего это на нас так строго встречный офицер глядел? — задала вопрос Натали, сама и ответив на него: — Всё от того, сударь, что вы, потеряв голову, на этот раз не от музыки и расслабляющей обстановки бала, как говорила ваша любимая мадам Светозарская, а от холода, ветра и льда, прильнули к даме с весьма неприличным поцелуем.
Но в глазах её абсолютно не было гнева, а была любовь и какое–то, непонятное ещё Акиму отражение нежности, ласки и счастья.
— Не страсти ради, а дабы согреться, — глупо пошутил он, испортив даме настроение и удалив из глаз выражение ласки.
— Сударь, неужели вами двигало лишь чувство холода, а не иное высокое чувство.
— Натали.., — замолчал на секунду Аким, — любуясь устремлёнными на него жёлтыми глазами, — я люблю тебя…
Глаза её распахнулись, губы задрожали, она что–то прошептала в растерянности, и отвернула зарумянившееся лицо.
— Да! У меня нет цветов. И сейчас не май, а зима. По понятием поэтов, не время любви. И стою перед тобой на коньках и в дурацкой шапке… Но я люблю тебя… Натали… И буду любить всю жизнь, — шагнул к ней и властно уже, приподняв пальцем мешавшую вуалетку, нежно поцеловал её в губы, а затем в солёные от слёз глаза.
Растерявшаяся и потрясённая Натали даже и не думала сопротивляться этому распоясавшемуся нахалу.
К тому же, никогда за свою жизнь, она не была так счастлива…
На вечер они запланировали поход в театр. Кучер Ванятка довёз молодых людей до Михайловской площади, и долго с недоумением наблюдал, как его барин, походкой подвернувшей лапы утки, ковыляет ко входу в Михайловский императорский театр.
Цветущая от счастья Натали, бережно придерживая хромого кавалера, шептала ему ободряющие слова.
— О-о, сударыня, ежели бы вы только знали, как ужасно ломят икры ног после коньков, то вы меня непременно бы поцеловали, — стонал кавалер, почему–то радуя этим даму. — Но ради любви я согласен вечно терпеть эти муки. Ангелы говорят, что это райское чувство. Дьяволы — что адские муки. А люди называют любовью, — театрально провещал Аким, чем ещё раз потряс Натали.