Державин

Сундучок с бумагами, преданный Державиным очистительному огню в чумном карантине перед въездом в Петербург, разумеется, жалостная потеря для поклонников таланта поэта, однако, хоть и немного, мы знаем о его тайнах. Наиболее удавшиеся стихи Державин восстановил в памяти и впоследствии записал. В личном архиве поэта сохранились две тетради, куда были внесены его рукой в 1776 году несколько ранних стихотворений и девятнадцать песен.

Стихи молодого Державина писались под влиянием творчества Ломоносова и Сумарокова, поэтов очень не похожих друг на друга, но каждого по-своему Державину близких. Сумароков был приятен любовной лирикой, тонким пониманием сердечных побуждений; Ломоносов поражал воображение одами, мощными картинами титанической борьбы и привлекал своим патриотическим чувством.

Лучшим образцом любовных песен Державина, пожалуй, является «Разлука». Это стихотворение ценил и сам поэт. Весьма строго относясь к своим ранним опытам, он сделал исключение для «Разлуки», напечатал ее в «Московском журнале» (1792, февраль) и включил в свою пьесу «Добрыня» (1808):

Обливаюся слезами,
Скорби не могу снести,
Не могу сказать словами,
Сердцем говорю: прости!
Руки, грудь, уста и очи
Я целую у тебя.
Не имею больше мочи
Разделить с тобой себя.
Лобызаю, обмираю,
Тебе душу отдаю,
Иль из уст твоих желаю
Выпить душу я твою.

«Песни» Державина — лирические, любовные стихотворения, выражающие чувства близости, разлуки, измены милого или милой. Они изложены еще в наиболее общей форме, как писал свои песни и Сумароков:

Я, лишась судьбой любезного,
С ним утех» веселья, радости,
Среди века бесполезного
Я не рада моей младости.
Пролетай ты, время быстрое,
Быстротой сто крат скорейшею;
Помрачись ты, небо чистое,
Темнотой в глазах густейшею.

Подражал Державин и элегиям Сумарокова, их мрачному пафосу, гибко передававшему душевные страдания человека. Но сразу становилось заметным и различие между поэтами. Элегии Сумарокова носили отвлеченный характер, в них отображалось горестное чувство «вообще». Державин же пишет свои стихи по конкретному поводу. В стихотворении «Раскаяние» Державин с тоской вспоминает о месяцах жизни, проведенных за карточным столом в Москве, и глубоко скорбит о своем падении. Однако обвиняет при этом он не самого себя, а сетует на сборище соблазнов и «лабиринт страстей» — город Москву, как магнит притягивающий молодых людей к развратной жизни. Державин пишет:

Лишил уж ты меня именья моего,
Лишил уж ты меня и счастия всего,
Лишил, я говорю, и — что всего дороже —
(Какая может быть сей злобы злоба строже?)
Невинность разрушил! Я в роскошах забав
Испортил уже мой и непорочный нрав,
Испортил, развратил, в тьму скаредств погрузился,—
Повеса, мот, буян, картежник очутился.

Таким образом, уже в первые годы творчества Державин обращался к фактам своей личной жизни как к предмету поэзии, он принципиально признавал эту возможность и пользовался ею.

В жанре оды Державин шел вслед Ломоносову, но с первых шагов показал и свою самостоятельность. Так в «Оде Екатерине II-й», относящейся к 1767 году, Державин встает в позу независимого поэта, руководимого только истиной. Он демонстративно заявляет:

Вдохни, о истина святая!
Свои мне силы с высоты…
Я Муз с Парнаса не сзываю.
С тобой одной хочу я петь.

Муз сзывал Ломоносов, он стремился «на верх Парнасских гор» (оды 1742, 1746 годов и др.), ему и противоречит Державин:

На что ж на горы горы ставить
И вверх ступать, как исполин?
Я солнцу свет могу ль прибавить,
Умножу ли хоть луч один? —

лукаво спрашивает Державин, опять-таки метя в Ломоносова, и неожиданно для торжественной оды совсем в бытовой, добродушно ругательной интонации восклицает:

Поди ты прочь, витийский гром!

Эта простота, обыденность интонации заметно характеризует первую державинскую оду. Пока это еще не сознательное стремление сталкивать высокие и низкие понятия и слова, но естественное отличие стиля Державина, простого солдата, от принятых одических норм, от обычного классического словоупотребления,