Поэтическое описание водопада открывает одну из наиболее известных од Державина и настраивает читателя на размышления о славе и чести, о жизни и смерти, о судьбе человеческих деяний в потоке времени. В бездне и мгле небытия исчезают ложная гордость, мнимое великолепие богачей, в памяти поколений остаются подвиги, совершенные на пользу людям, добрые дела:
Об этом думал Державин, вспоминая через несколько лет водопад Кивач, очаровавший его воображение своей мощной красотой и силой.
Во время объезда губернии Державин получил предписание наместника отправиться дальше на север, к Белому морю, и торжественно открыть в поселке Кемь уездный город.
Новый путь и новые трудности… Державин двинулся в Кемь. Сухим путем туда летом проехать было невозможно. Державин добрался до Сумского острога, поселка на берегу Белого моря, пересел в лодку и сто верст проделал морем. — Плавание было рискованным, ибо начались уже осенние бури.
Наконец вот и Кемь. Тутолмин сообщил Державину, что там все подготовлено к открытию города и чиновники уже на местах. Где же они? Где городской магистрат, уездный суд, нижняя земская расправа? Обойти несколько десятков домов было недолго. На расспросы приезжих жители отвечали недоумением: рыбацкий поселок Кемь ровнешенько ничего не знал о выпавшей на его долю чести стать уездным городом и к своей новой роли никак не подготовился.
Однако город Кемь уже существовал в губернских документах, и Державин должен был его торжественно открыть. Не зря же он сотни верст прошел по бездорожью сюда, на берег Белого моря! Но что же можно тут открывать и как это делается?
Державин решил не выдумывать никаких церемоний и ограничиться только молебном и освящением города. Послали за попом, но и тут неудача: уехал на сенокос. Куда? На берегу искать нечего, там покосов нет — значит, уехал на острова. Снарядили лодку на розыски. Лишь через два дня священника нашли на одном из дальних островов и привезли в Кемь. Он отслужил молебен, Державин объявил собравшимся, что селение отныне становится городом Кемь, и священник поспешил обратно на сенокос, а олонецкий губернатор рапортовал в сенат о том, что во владениях Российской империи появился новый уездный город.
Из Кеми Державин хотел проехать в Соловецкий монастырь, расположенный на острове в семидесяти верстах от берега. Отправились на шестивесельной лодке. На море началось волнение, перешедшее в бурю. Небо заволоклось тучами, прогремел гром, стало совсем темно, и только разряды молний освещали бушевавшее море.
Продолжать путь было невозможно. Лоцман стал править на каменный остров, у которого хотел переждать бурю, иначе лодку могло вынести в открытое море. Но при повороте к острову паруса ослабли, лодка зачерпнула воду и грозила гибелью. Спутники Державина, Эмин и Грибовский, укачавшиеся на волнах и напуганные, лежали без чувств.
Державин не потерял присутствия духа, подбодрял гребцов, и отчаянным напряжением сил они подвели лодку к одному из островков, укрыв ее за камнями. Буря продолжала греметь, но непосредственная опасность миновала. Проведя ночь на мокрых голых камнях, путники наутро поплыли к берегу и кое-как добрались до поселка Онега.
Таково было знакомство Державина с Белым морем. В «Поденной записке» своей экспедиции он не рассказывает об этом эпизоде. Воспоминание о нем отразилось в стихотворении «Буря»:
Из своего путешествия Державин через Каргополь и Вытегру в половине сентября 1785 года возвратился в Петрозаводск. Его ожидали бесчисленные служебные неприятности, подготовленные генерал-губернатором и стоявшими за ним чиновниками. Сделать что-либо полезное для края в таких условиях Державин не мог и думать. Интрига против него поддерживалась в Петербурге генерал-прокурором Вяземским, и бороться с ней в одиночку было трудно. Собственная горячность и раздражительность Державина на каждом шагу портили дело.