«Памятник» Державина дышит уверенностью поэта в своем бессмертии, потому что бессмертно человеческое слово. Эта мысль проходит через ряд стихотворений Державина, но в «Памятнике» она является главной темой и выражена особенно ясно. Важно заметить, что Державин считает себя национальным поэтом. Он говорит:
и очерчивает географические границы своей славы— «от Белых вод до Черных».
«Хотя мысль этого превосходного стихотворения, — пишет Белинский, — взята Державиным у Горация, но он умел выразить в такой оригинальной, одному ему свойственной форме, так хорошо применить ее к себе, что честь этой мысли принадлежит ему, как и Горацию». Считая, что Пушкин написал свой «Памятник» «по примеру Державина», Белинский далее отмечает, что в одноименных стихотворениях обоих поэтов «резко обозначился характер двух эпох, которым принадлежат они: Державин говорит о бессмертии в общих чертах, о бессмертии книжном; Пушкин говорит о своем памятнике: «К нему не зарастет народная тропа», и этим стихом олицетворяет ту живую славу для поэта, которой возможность настала только с его времени».
Свои заслуги Державин перечисляет лаконично и точно:
Здесь указаны «забавный русский слог» — новая стилистическая манера, введенная Державиным в русскую литературу, два центральных его произведения— «Фелица» и «Бог», подчеркнуты поэтическая искренность, отсутствие позы и аффектации — «сердечная простота», а также гражданская смелость и правдолюбие. Державин не забыл прибавить, что истину царям он говорил «с улыбкой», то есть смягчая резкость нравоучения шутливостью тона, однако не за счет, как мы знаем, глубины возражений и несогласий.
Н. Г. Чернышевский указывает, что Державин ценил в своей поэзии «служение на пользу общую. То же думал и Пушкин. Любопытно в этом отношении сравнить, как они видоизменяют существенную мысль Горациевой оды «Памятник», выставляя свои права на бессмертие. Гораций говорит: «Я считаю себя достойным славы за то, что хорошо писал стихи», Державин замечает это другим образом: «Я считаю себя достойным славы за то, что говорил правду и народу и царям»; Пушкин — «за то, что я благодетельно действовал на общество и защищал страдальцев».
Стихи Горация помогали Державину формулировать свои мысли, убеждали в правильности взглядов на жизнь, на подлинные достоинства человека вне зависимости от занимаемого им в свете положения. Отталкиваясь от какой-либо мысли Горация, иногда пересказывая ее в своих стихах, Державин затем принимался писать о своем, наболевшем, о том, что наиболее тревожило его в данное время.
В 1808 году вышли из печати сочинения Державина в четырех томах, включавших стихи и драматические произведения поэта. В 1816 году к ним прибавился пятый, дополнительный том, составленный из произведений, написанных после выхода предыдущих томов, то есть после 1808 года. Это издание Державин составлял сам и пересматривал для него свои стихи, часто заменяя длинные названия произведений более краткими.
Издание 1808 года представило читателям творчество Державина в наиболее полном виде, и выход его в свет явился крупным литературным событием.
Дружа со стариками — Дмитриевым, Шишковым и другими писателями старшего поколения, — Державин внимательно следит за молодыми поэтами и поощряет их литературные труды. Многим из них он оказывает радушный прием у себя дома.
Державин давно уже знал Жуковского. Еще в 1799 году Жуковский, тогда еще воспитанник Московского университетского пансиона, вместе со своим товарищем Родзянко перевели на французский язык оду «Бог» и послали перевод автору при почтительном письме. Державин ответил им четверостишием:
Смысл этих слов — «учитесь не у меня, а у Ломоносова», но вряд ли они были сказаны искренне. Десятью годами позже Державин очень обиделся на Жуковского, когда тот издал пять томов «Собрания русских стихотворений», в которое, естественно, вошло много произведений нашего поэта: Державину сказали, что после выхода такой хрестоматии никто не станет покупать отдельно изданных его сочинений. Однако недоразумение это быстро рассеялось, и Державин, следя за поэтическим развитием Жуковского, отдавал ему должное. Стихи Жуковского «Певец во стане русских воинов» еще более укрепили симпатии Державина к их автору, что отразилось в четверостишии, набросанном на одной из рукописей: