Пушкин пользуется красками творца «Водопада», его словарем, вводит много старославянских выражений, но не ограничивается только имитацией Державина. В «Воспоминаниях в Царском Селе» сильны элегические интонации Батюшкова, молодого поэта, которого очень любил Пушкин. У Батюшкова Пушкин взял и образец строфы — разностопного ямбического восьмистишия, как написано стихотворение Батюшкова «На развалинах замка в Швеции». И заканчиваются стихи обращением не к Державину, славному, но старому поэту, а к Жуковскому, автору «Певца во стане русских воинов», патриотического стихотворения 1812 года.
В последние месяцы жизни Державина в доме его часто бывал Сергей Тимофеевич Аксаков, ставший позднее известным писателем, а тогда, в 1816 году, пользовавшийся репутацией отличного чтеца. Державин слышал об искусстве Аксакова и нетерпеливо желал с ним познакомиться.
Войдя в кабинет, как рассказывает Аксаков, он увидел поэта сидящим на диване перед столом с бумагами. В руках у него были аспидная доска и грифель, привязанный к доске ниткой. Увидев гостя, Державин с живостью встал к нему навстречу. Аксакову бросилось в глаза, что Державин был довольно высокого роста, сухощавого сложения. Голову его покрывал колпак, из-под которого небрежно выбивались остатки седых волос. Зеленый шелковый шлафрок был подпоясан шнурком с большими кистями. Портрет Державина работы Тончи, висевший в зале, через которую прошел Аксаков, походил на оригинал, как две капли воды.
— Добро пожаловать, я вас давно жду, — сказал Державин, — наслышался, что вы мастерски декламируете. Ведь мы с вами с одной стороны: вы оренбуржец и казанец, и я тоже; вы учились в казанской гимназии сначала и потом перешли в университет, и я тоже учился в казанской гимназии, а об университете тогда никто и не помышлял. Да мы с вами и соседи по оренбургским деревням; я обо всем расспросил братца вашего.
Нетерпеливо желая послушать гостя, Державин тем не менее выдерживал характер и довольно долго вел беседу о Казани и Оренбурге. Аксаков обстоятельно отвечал на его вопросы и кстати процитировал одно из стихотворений поэта.
— Вы хотите мне что-нибудь прочесть! — воскликнул Державин.
— Всею душою хочу, только боюсь, чтобы счастие читать Державину его стихи не захватило дыханья…
Державин взглянул на Аксакова, понял, что слова эти не пустой комплимент, схватил его за руку и ласково промолвил:
— Так успокойтесь.
Выдвинув несколько ящиков, расположенных по бокам и над спинкой дивана, Державин рылся в них, пока не вытащил две огромные рукописи, переплетенные в зеленый сафьяновый корешок.
— В одной книге мои мелочи, — сказал он, — а о другой поговорим после. Вы что хотите мне читать? Верно, оды «Бога», «Фелицу» или «Видение Мурзы»?
— Нет, — ответил Аксаков, — их читали вам многие, особенно актер Яковлев. Я желаю прочесть вам оду «На смерть князя Мещерского» или «Водопад».
— А я хотел вам предложить прочесть мою трагедию.
— Сердечно рад, но позвольте мне начать этими двумя стихотворениями.
С первыми стихами оды «На смерть князя Мещерского» Державин превратился в слух, лицо его сделалось лучезарным, руки пришли в движение. Когда Аксаков прочел о том, что смерть
Державин содрогнулся.
Едва Аксаков произнес последние стихи;