Впоследствии, оценивая свое раннее творчество, Державин писал, говоря о себе в третьем лице: «Он в выражении и стиле старался подражать г. Ломоносову, но хотев парить, не мог выдерживать постоянно, красивым набором слов, свойственного единственно российскому Пиндару велеления и пышности. А для того с 1779 года избрал он совсем другой путь».
Этот путь помогли найти Державину его друзья — Львов, Капнист, Хемницер, талантливые поэты, верные товарищи Державина, старшего из них по возрасту и по силе творческого гения.
Дружеский союз этот сложился во второй половине семидесятых годов, когда Державин обосновался в Петербурге, перейдя в гражданскую службу, но все члены его были и раньше знакомы между собой.
Василий Васильевич Капнист четырнадцатилетним юношей приехал с Украины в Петербург и поступил солдатом в Измайловский полк в 1771 году. Там, учась в полковой школе, он подружился с Николаем Александровичем Львовым, также служившим в этом полку. Через год Капниста перевели сержантом в Преображенский полк, где он встретился с Державиным. Несмотря на большую разницу в возрасте — Державин был старше Капниста на тринадцать лет — литературные интересы помогли их сближению.
Ко времени возвращения Державина в Петербург из Заволжья Капнист уже напечатал свое первое произведение — оду на мир с Турцией 1774 года, сочиненную на французском языке. Вместе с Державиным он начал переписывать оду по-русски, однако работа осталась незавершенной. Державин привез с собой «Читалагайские оды». Он прислушивался к советам своего молодого товарища — человека с образованием и тонким литературным вкусом. Новые стихи, которые стал писать Державин в Петербурге, проходили придирчивую критику Капниста.
Получив первый офицерский чин прапорщика, Капнист в 1775 году вышел в отставку — военная служба его не привлекала. В течение ближайших лет он жил в Петербурге, изредка уезжая в свое украинское поместье Обуховка, а в 1782–1783 годах недолгое время служил в почтовом департаменте, где распоряжался делами Львов. В эти годы Капнист близко общается с Державиным и вместе с Львовым и Хемницером составляет его дружеский кружок, взявший на себя труд обсуждать и редактировать стихи Державина.
Львов, человек талантливый и разносторонний, обладал незаурядным художественным вкусом, превосходно рисовал, отличался творческой фантазией, изобретал, писал стихи и сочинял музыку. Он был хорошо осведомлен в самых различных областях искусства и ремесел и, несмотря на неизбежный дилетантизм своих разнообразных занятий, в каждом своем начинании достигал осязательных успехов. Так, он разработал способ строить дома из битой глины — и строил их, памятником чего до наших дней остался так называемый Приорат в Гатчинском парке; Львов добывал торф в болотах Новгородской губернии, собирал и издавал народные песни, переводил с греческого Анакреона, писал стихи и пьесы и, наконец, был постоянным и главным судьей в художественных вопросах для всех своих друзей.
Державин очень доверял вкусу и знаниям Львова, хорошо сознававшего величину поэтического дарования своего друга. Львов незаметно развивал вкус Державина, знакомил его с эстетическими теориями, рассказывал о новинках европейской литературы и искусства, за чем он следил постоянно, и делал свои замечания по поводу стихов Державина. Впрочем, тут Державин имел свою твердую точку зрения; то, что он считал хорошим, верно написанным, по существу, он не переменял, несмотря на то, что в этих строках и могли быть разногласия с грамматикой.
В поэтическом творчестве Львова, которому сам он не придавал большого значения, весьма примечательны мотивы народности. Львов любил и собирал произведения народного творчества и осваивал его традиции в своих стихах;
Опыты Львова в русском тоническом стихосложении, интерес к белым стихам, не имеющим рифм, показывают в нем дальновидного и чуткого поэта. Во вступлении к поэме «Добрыня», названной Львовым «богатырской песнью», он писал:
Державин обсуждал с Львовым и свои служебные дела. Львов хорошо ориентировался в петербургских сферах, был близок к вельможе Безбородко, и впоследствии ему случалось оказывать помощь Державину, когда тот по горячности характера попадал в трудные обстоятельства.
Четвертым членом кружка был Иван Иванович Хемницер. Сын немецкого врача, перешедшего на службу России, Хемницер двенадцатилетним мальчиком в 1755 году, прибавив себе в паспорте возраст, добровольцем пошел в солдаты. Прослужив четырнадцать лет, он вышел в отставку поручиком и определился в горное ведомство. В доме своего начальника М. Ф. Соймонова Хемницер встретился с его родственником Львовым и вскоре очень с ним подружился.
Хемницер писал стихи. Львов стал его слушателем и советчиком. Под влиянием друга Хемницер пробует свои силы в басенном жанре и скоро достигает замечательных успехов. До Крылова басни Хемницера, говоря без преувеличения, были лучшими в русской литературе. Написанные простым разговорным языком, без излишней грубости выражений, свойственной, например, притчам Сумарокова, басни Хемницера сатирически откликались на темы современной действительности, бичевали придворных, чиновников, судей, ставили вопросы морали. Первое издание басен, появившееся в 1779 году без имени автора, быстро разошлось, и через три года понадобилось новое, что не так часто случалось с книгами в то время.
Хемницер писал остро и занимательно. Пример тому — басня «Метафизик». В ней говорится о том, что богатый отец отправил сына учиться за море, где он приучился к ложным умствованиям и стал во всем искать «начало всех начал». Когда этот мнимый ученый возвратился домой, его перестали понимать окружающие, и вот что с ним случилось:
Жил в Петербурге на Васильевском острове сенатский обер-прокурор Алексей Афанасьевич Дьяков, отец пятерых красавиц дочерей Анны, Екатерины, Александры, Марии и Дарьи. Друзья-поэты были знакомы с этой милой семьей и часто ее навещали, конечно, не за тем, чтобы слушать сенатские анекдоты, которые рассказывал почтенный обер-прокурор: они влюбились.