Не мало подивился Державин, не найдя в тамбовских кабинетах и судах ни одного сборника законов, ни одного юридического пособия и трактата. Судьи выносили приговоры, не подкрепляя их ссылками на законы, и весы правосудия служили тому, кто больше даст. Державин с ужасом сообщал об этом своим корреспондентам, упрашивая их купить и выслать в Тамбов книги законов. «В здешней губернии, — писал он, — великий недостаток в законах: безызвестно, были ли они когда здесь в употреблении».
По свойственной ему честной наивности Державин думал, что Тамбов, вероятно, был каким-то несчастливым исключением в своем блаженном неведении законов. Напрасно! В таком же состоянии пребывали и все остальные города Российской империи, да и в столицах редкие правители дел поступали, сообразуясь с законами, а больше руководствовались своей корыстью и выгодой.
Книг, просимых Державиным, как и следовало ожидать, друзья его найти не смогли. Прислали ему только «Адмиралтейский регламент» и полковничью инструкцию — документы, к делам тамбовской юстиции никакого отношения не имевшие, творить суд над городскими жителями они не помогали. Так и не удалось Державину поправить «недостаток в законах» на месте его новой службы.
Правитель губернии вовсе не ограничивал свои интересы только судебными учреждениями, он смотрел гораздо шире. Жизнь в Олонецком крае показала Державину выгоду и значение водных путей. Река Цна, на которой расположен Тамбов, была несудоходной. Дороги на Тамбовщине, конечно, существовали, но пользоваться ими удавалось только зимой и летом. Распутица делала их совсем непроезжими. Как подвозить к городу строительные материалы? А их требовалось немало: Державин задумал в Тамбове большие работы. Дело могло бы пойти скорее, если сделать Цну поглубже, чтобы по ней ходили баржи и плоты. Но осуществимо ли это?
В мае 1786 года Державин отправил землемеров по берегу Цны до впадения ее в Мокшу, чтобы изучить берега и водный режим реки. Сам он выезжал в Моршанск, чтобы на месте обсудить проект будущей плотины. Казалось возможным с помощью нескольких плотин и шлюзов превратить Цну в судоходную артерию, а вместе с ней и другие тамбовские реки — Моршу и Мокшу. Свой проект улучшения водных путей Тамбовской губернии Державин представил наместнику, тот послал его генерал-прокурору Вяземскому, но в средствах было отказано, и проект отправился в архив. А в нем содержались дельные предложения.
Приезд Державиных в Тамбов очень оживил жизнь города. Стараниями Екатерины Яковлевны губернаторский дом вскоре превратился в общественный клуб, имевший даже свои кружки, образовательные и самодеятельные. Только кабинет хозяина остался непроницаем для гостей. В остальных комнатах каждый день собиралась молодежь — дети, юноши, девушки. По воскресеньям устраивались балы, по четвергам — концерты, к большим праздникам готовились театральные представления. Кроме написанных Державиным торжественных прологов на открытие в Тамбове театра и народного училища, в доме губернатора и его друзей Ниловых ставились трагедии Сумарокова, комедия Фонвизина «Недоросль», пьесы Мармонтеля.
Для молодежи были устроены классы русской грамматики, арифметики и геометрии, выписан из Петербурга танцмейстер, дававший свои уроки дважды в неделю. Губернаторша, большая искусница, занималась с девушками рисованием и шитьем. Под ее руководством изготовлялись и театральные костюмы. Все эти начинания, как считал Державин, «не токмо служили к одному увеселению, но и к образованию общества, а особливо дворянства, которое, можно сказать, так было грубо и необходительно, что ни одеться, ни войти, ни обращаться, как должно благородному человеку, не умели, или редкие из них, которые жили только в столицах».
Театральные представления в частных домах скоро перестали удовлетворять Державина. Он начал постройку тамбовского театра и скомплектовал городской оркестр, чтобы в нужных случаях не просить у богатых помещиков их крепостных музыкантов.
Вскоре после открытия в Тамбове главного народного училища в доме Державина состоялся спектакль. Была поставлена комедия М. И. Веревкина «Так и должно», в которой весьма выразительно выведены фигуры чиновников, плутов и крючкотворов. Спектаклю предшествовал «Пролог», сочиненный Державиным.
«Пролог» имел аллегорический характер. Прежде всего в нем изображался «дикий, темный лес», что, по разъяснению Державина, означало «тогдашнее малообразованное тамбовское общество». Некий Пустынник прорубает в лесу просеку — это Петр I прокладывает путь к свету. Затем восходит солнце, под которым подразумевается Екатерина II, и на облаке слетает Гений, вооруженный аспидной доской и грифелем. Он разъясняет цели просвещения и призывает:
Державин указывает, что в этих словах заключался «намек на то, что училище было открыто для всех сословий».
Потом Гений набирает учеников, и являются музы Талия и Мельпомена, выражающие намерение остаться в этом преображенном лесу, где «пишут, кажется, и могут мыслить». Талия заявляет, что она примется обличать «все то, что скаредно, и гнусно, и порочно», в том числе
«Пролог» заканчивался торжественным апофеозом и произвел на зрителей большое впечатление: Тамбов впервые знакомился с театральными зрелищами.
Державин открыл в Тамбове типографию, выписав для нее шрифты и печатный станок из Москвы от известного книгоиздателя и замечательного русского просветителя Н. И. Новикова. В типографии стали сразу же печататься не только казенные ведомости, но и книги. Был издан ряд переводов — «Позорище (то есть, зрелище!) природы» Фенелона, «Дух Гельвеция», несколько романов. Переводы принадлежали тамбовским знакомым Державина, преимущественно дамам, и выполнялись с французского языка. Отдельными изданиями вышли некоторые оды Державина. За несколько лет типография выпустила двадцать книг — цифра немалая для провинциального города того времени.
Много забот и трудов положил Державин, чтобы открыть в губернии народные училища. В Тамбове не было ни одного учебного заведения, если не считать гарнизонной школы для солдатских детей, где учили «барабанной науке», умению бить в барабан. Уроки грамоты давал желающим один заштатный пономарь, но выучивал он только чтению — парализованная правая рука не позволяла ему писать. В помещичьих имениях встречались иногда свои Вральманы, иностранные гувернеры, но тамбовские Митрофанушки узнавали от них не больше, чем фонвизинский недоросль.
Бесплатные народные училища в Тамбове и уездных городах, как всякие новшества, были встречены враждебным недоверием среди мещанства и купечества. Из всех уездов писали губернатору одно и то же: «Впредь к изучению в училище отдавать детей мы не намерены. Того ради содержать училища желания нашего не состоит и мы не видим для себя от них пользы».
Но Державин, вооруженный указом правительства об открытии народных училищ, разъяснял, убеждал, приказывал, и новые школы возникали в Козлове, Лебедяни, Елатьме, Моршанске и других уездных городах.
В Тамбове в сентябре 1786 года открылось торжественной церемонией Главное народное училище. Державин написал речь о пользе наук и училищ, которую выучил и прочитал тамбовский житель однодворец Захарьин. Речь, автором которой считали самого Захарьина, очень понравилась, была позже напечатана в Петербурге, и оратор получил награду.
Будничная жизнь тамбовских училищ налаживалась, однако, с трудом — не хватало учителей, не было учебных принадлежностей. Державин на свои деньги выписывал из Москвы аспидные доски, грифели, рейсфедеры и где только мог вербовал учителей, находя их главным образом в духовных семинариях в Рязани и Нижнем Ломове. При объездах губернии Державин всегда посещал училища, слушал уроки и принимал участие в экзаменах.