- У махонькой Венецеи, кою всю мочно шапкой Мономаха прикрыть, и у той целые флотилии... Голландерскую землю мочно бы пядями всю вымерить, а на поди! Кораблям счету нет! - взволнованно шептал он, снова шагая по своему обширному покою.
Добыть моря, добыть!.. Не задыхаться же его великой земле без воздуху!.. На дыбу, духовно, поднять всю державу, весь свой народ, и добыть моря, чтоб протянуть державную руку к околдовавшей его Европе... Через Черное море, через Турскую землю - далеко, это не рука... А там, за Новгородом и Псковом, где его пращур, Александр Ярославич, шведскому вождю Биргеру "наложил печать на лице острым мечом своим", там, где он же на льду Чудского озера поразил наголову ливонских рыцарей в "Ледовом побоище", там ближе к Европе...
- Токмо б морей добыть! - повторил царь.
А корабли будут! Лесу на корабельное строение не занимать стать, всю Европу русским лесом завалить хватит... Корабельное строение уже кипит по всем рекам... Все корабельные "кумпанства" уж к топору поставлены, горит работа! На рубку баркалон в шестнадцать с лихвой сажен длины и четырех ширины ставят топор да пилу бояре да владыки казанский и вологодский... К баркалонам чугунных пушек льется от двадцати шести до сорока четырех на каждое судно. На барбарские суда ставят топор и пилу гостинные кумпанства. А там еще бомбардирский да галеры... А орудий хватит...
Вдруг царь как бы очнулся от всецело поработивших его государственных дум и взглянул на Ягужинского, которого, казалось, только теперь заметил, и был поражен его необыкновенной бледностью и выражением в его прекрасных черных глазах чего-то вроде немого ужаса.
- Что с тобой, Павел? - спросил он, останавливаясь перед юношей. - Ты болен? Дрожишь? Что с тобой?
- Государь!.. Я не смею, - бормотал юный денщик бледными губами.
- Чего не смеешь? Я к тебе всегда милостив.
- Не смею, государь... но крестное целованье... моя верность великому государю...
- Говори толком! Не вякай.
- Царь-государь!.. На твое государево здоровье содеян злой умысел... хульные слова изрыгают...
- Знаю... не впервой я, чать... От кого? Как узнал?
- Приходила ко мне, государь, попадья Степанида, в Китай-городе у Троицы, что на рву, попа Андрея жена, и отай сказывала, что пришед-де в дом певчего дьяка Федора Казанца, зять его, Федора, Патриаршей площади подьячий Афонька Алексеев с женою своей Феклою и сказали: живут-де они в Кисловке, у книгописца Гришки Талицкого, и слышат от него про тебя, великого государя, непристойные слова, чево и слышать невозможно.
Павлушка говорил торопливо, захлебываясь, нервно теребя пальцы левой руки правою.