Давалось ему это трудно. Пламя разрезало силу Инквизитора легко, а вот самому Каллахану идти было тяжко. Каждая нога весила тонну, ладони обжигала собственная же сталь. Теперь Пламя причиняло боль ему не меньше, чем тьма Инквизитора. Что-то было не так.
— Стакан воды глупый подарок, — сказал Каллахан, будто пытаясь отмести собственную тревогу и боль.
— Это не подарок. Я просто хотел убедиться, что ты достаточно правдив, чтобы умереть вместе со мной.
— Ты вещаешь бред, Инквизитор.
— А мои друзья поверили мне сразу. Всегда считал, что заклятые враги лучше знают друг друга, чем заклятые друзья. Ни за что не поверю, что ты шел сюда в надежде отделаться парой царапин. Как думаешь, зачем этот портал здесь?
— Чтобы призвать теней. Это тоже глупо.
— Ошибаешься. Этот портал нужен, чтобы войти, а не выйти. Я заберу тебя с собой.
Быть может, он шутит? Или спятил? Каллахан почти не сомневался в последнем, но лгать Марбас умел еще лучше, чем сходить с ума. Зрение сути глядело вглубь, но не могло разобрать, есть ли истина в словах этой тени — слишком уж густая в ней плескалась тьма.
— Ты точно спятил, — нахмурился Каллахан. — Ты можешь убить меня, если постараешься, но забрать с собой — никогда. Пламя не войдет в Портал. Это невозможно.
— Ненавижу тебя, — прошипел Марбас, впервые сорвав с себя маску спокойствия. Глаза его горели зеленым огнем. — Ненавижу больше всего на свете. Это ненависть взаимна, может даже не отпираться. — Он усмехнулся, зубы его стали острыми, улыбка растянулась, будто он хотел проглотить Каллахана целиком. — Мы просто обязаны остаться вдвоем. Когда еще выдастся такой крепкий союз? Нам будет хорошо в бездне… мне хорошо. Я умею гореть ярко и научу тебя тому же. По ощущениям — нет ничего отвратительней, но меня будет греть мысль, что твоя слабая душонка воет от боли. Я сам постараюсь, чтобы ты кричал громко.
— Пламя неотделимо от моей плоти и не пройдет с твой мир, Тень.
— Если только не отступит от тебя.
Легкий червь сомнения пробрался в нутро Каллахана, заставив на мгновение поверить Марбасу. Не настолько же он безумен, чтобы говорить от таких вещах. Но нельзя поддаваться. Помни, что ложь удается ему лучше всего.
— Ни разу еще Пламя не покидало Проявителя.
— Ты будешь первый, — Марбас протянул к нему руки и раскрыл ладони. — Рано или поздно ты бы загнал меня в угол. И вот, это случилось. Чего уставился? Делай, что хотел.
Каллахан будто очнулся от морока, сделав еще два шага вперед. Еще пару метров, и острие меча коснется его живота и проткнет насквозь. Как же трудно идти… Пламя звенело в его ушах, и звенело, когда текло по жилам. Глаза болели в глазницах, выжигаемые огнем, голова шла кругом. Все равно что камень ударяется о камень, чтобы выбить искру. Каллахан чувствовал себя между этих двух камней, и Пламя ударяло по нему, выбивая искры из глаз. Боль…
— Что, больно? — Марбас все видел и радовался.
— Да. Больно.
— Почему ты не убил Крайнона? — дошло до слуха Калалхана сквозь туман мыслей. — Отвечай!
— Чтобы хватило сил на тебя, — Каллахан не хотел отвечать, но ответил.
— Врешь, — Марбас отбросил его ответ, как мусор. — Думаешь, я вызвал его, чтобы тебя вымотать? Помни о стакане воды. Говори мне правду!
— Нет… дело совсем не в силах.
— А вот это правда. Не соврал… — выдохнул Марбас, опустив плечи.
— Пламя может заполнить даже пустой сосуд, — Каллахан дошел до Марбаса, прикоснувшись горящим острием к его животу. — Если бы я использовал силу, оно бы все равно наполнило меня, если бы… — Каллахан осекся. — Я не был уверен…
— Тебе не хватило веры?
— Нет, я не мог рисковать…
Партал был совсем рядом — под ними. Он заволновался и блеснул, и, казалось, стал расширяться. Волны иного пространства прорывались сквозь хрупкую пелену границы двух миров, назначенные координаты отправных и принимающих локаций горели ярко, красными цифрами и запятыми.
Марбас сделал шаг вперед. Обхватив обеими руками горящий клинок, он вогнал его себе в живот и насадился на меч, словно резаная свинья на кол.
— Твое сердце обезумело от желания достигнуть цели, — булькал он, теряя кровь из окровавленного черным рта. — Ты пожертвовал всем, чтобы убить меня. Случайными прохожими, птицами, скотом, своими людьми… Спроси себя — почему?
Каллахан мотнул головой, стараясь очнуться от морока. Да только это было совершенно бесполезно — это был не морок, а разящая до кровавого мяса правда.
— Потому что я спасаю мир, — ответил Каллахан и сам себе не поверил. Пламя колыхнулось внутри него и садануло по разуму, рассекая боль болью.