День обещал быть пасмурным. Голова болела от вина и хронического недосыпа. И, глядя на вереницу такси, припаркованных у крыльца, всё вчерашнее показалось Лере глупой шуткой. А она себе — точно не прелесть какой дурочкой, а ужас какой дурой.
«Садись, милая, в такси, — её внутреннее «я» сегодня говорило угрожающим голосом мужа. — Оно довезёт тебя куда надо. Хоть в музей».
Она усмехнулась над своей доверчивостью, спускаясь по ступеням, когда на лобовом стекле одной из машин вдруг увидела прижатый дворником жёлтый резной лист.
Белое такси с оранжевым капотом. Шашечки, три семёрки и… осенний лист.
Лера неуверенно подошла к водителю.
— В Русский музей? — невозмутимо переспросил грузный мужчина в кепке, как у Фиделя Кастро, выходя из машины. Лера кивнула, и он сам открыл ей заднюю дверь.
— Я же говорил, такое, с шашечками, — улыбнулся Неверов. — С добрым утром!
— С добрым, — Лера села на скрипнувшее сиденье и тут же запаниковала.
«Уходи, Лера! Беги!» — бесновался голос мужа, выкрикивая оскорбления. Но она медлила, наблюдая какую-то странную рассинхронизацию.
Мысли её проносились со страшной скоростью. От подозрения, что её заманили в ловушку, до осознания, что она пришла сама, и никто её не заставлял, прошло не больше миллисекунды. Но происходящее вокруг в то же время замедлилось настолько, что между движением, когда водитель кинул жёлтый лист и до момента, когда тот коснулся сиденья, прошло полгода. Минимум, до следующей осени.
Криво вырезанный из рекламного проспекта супермаркета, в котором они вчера встретились, лист упал на потёртую обивку. Лера представила, как Неверов сражался с ножницами, и очнулась от его голоса.
— Я боялся, что вы не придёте, — прозвучал голос тихо и очень серьёзно.
— Я и не пришла, — покачала она головой. — Честное слово, не знаю, что на меня нашло. Это не я. И будет лучше, если я уйду.
— Нет, нет, нет, пожалуйста! — взмолился Неверов, когда Лера оглянулась на дверь, и поднял руки ладонями вперёд. — Только не на ходу!
Она видела в нём сейчас одновременно и змея-искусителя, и Мефистофеля, и источник всех смертных грехов. И винила за то, что такси уже двигалось, за то, что водитель беззаботно включил музыку. И в том, что она не ушла сразу, а села в это такси, виноват был тоже Неверов. Она посмотрела осуждающе, но он не дрогнул.
— Клянусь, я чувствую то же самое. Что это не я, — он осторожно опустил руки, словно боясь её спугнуть. — Не я полетел обратно через Берлин, когда билетов на Франкфурт не оказалось. Не я час простоял на крыше дома напротив гостиницы.
— На крыше?! — она покачала головой. — Вы сумасшедший?
— Да, — кивнул Неверов уверенно. Он сидел так далеко, как будто боялся оказаться ближе. Забился в самый угол. — Я и сам пожалел. Там такой был холод.
— А в вестибюле, например? Нет? — Лера недоверчиво покачала головой.
— Я вообще-то в Кельне. И женат.
— А я замужем. И вы мой директор.
— Я не забыл, — болезненно сдвинулись его брови. — А ещё у вас такая агрессивная подруга, которой никогда не понять, что люди могут просто поехать в музей, потому что им нравится одно и то же. Мы просто едем в музей. И я уже ничего не могу с этим сделать. Но вы всегда можете развернуться и уйти. В любой момент, если я нечаянно сделаю что-то не так.
— А как же борьба с обстоятельствами? Волюнтаризм? — изучала его Лера внимательным настороженным взглядом. Он боялся, что она передумает.
— Вы даже не представляете себе, как я с ними борюсь.
Он казался ей искренним. В конце концов, не обрушится небо на землю, если они просто сходят вместе в ещё один музей.
— А как вас пустили на крышу?
— Это было нетрудно, — выдохнул Неверов с облегчением. — Вот с листиком я намучился.
Лера протянула руку и достала его, это вырезанное маникюрными ножницами произведение искусства.
— А можно ещё про крышу, — она покрутила лист в руках и даже понюхала, хотя он ожидаемо пах типографской краской.
— Можно, — Неверов чуть-чуть выдвинулся из своего угла. — Я просто очень люблю крыши. А питерские крыши — это целая история. Они такие дикие, опасные. Дымоходы, антенны, ржавое железо. В блокаду с них вели наблюдения за городом и высматривали вражеские самолёты. И они все под наклоном, не то, что в Стокгольме, например.
— В Стокгольме?
— Карлсона, который живёт на крыше, помните? — он передвинулся ближе ещё немного, поправил пальто. — В общем, в Питере главное знать жильца, у которого есть ключ от чердака. И я его знал, поэтому поднялся.
— А в Стокгольме какие крыши?