— Что повалило?
— Странности, — улыбнулся Дуглас.
— Да какие странности?
— Тебя уложили спать, ты заснул. И я смог поближе рассмотреть твои штаны.
Я поежился. Там же и надпись Маде ин…», и сведения об изготовителе, и даже состав и режимы стирки, чистки и глажки. Вся та фигня, которую придумали писать на ярлычках одежды где-то в двадцатом веке.
— Застежка… — мечтательно произнес Дуглас.
И застежка-«молния», обреченно сообразил я. Которую еще нескоро изобретут.
— А твоя рубашка… — вспомнил Дуглас. — Из какой она ткани? Похоже на хлопок, но не хлопок. Я вытянул ниточку и поджег. Не горит так хлопок. И про пуговицы я ничего не понял: из чего они?
Я промолчал.
— И только до твоих подштанников мне не удавалось добраться, — ухмыльнулся Дуглас. — Ты же их практически из рук не выпускал, даже если и снимал иногда. Я, чтобы мерку снять, должен был подкрадываться к веревке, как индейский скаут, я уговорил нашу домохозяйку сшить тебе новое белье, я, наконец, подарил тебе обновки – и в моем распоряжении оказалась только ночь, чтобы изучить твои подштанники.
— Ну и что там в моих трусах обнаружил? — с усмешкой спросил я. — Линялую тряпку?
— Я украл у тебя дюйм резинки из трусов, — признался Дуглас.
Я чуть не подавился смехом, хотя, если честно, смешного тут было мало. Вот так прокалываются штирлицы. А Дуглас-то у нас – настоящий Шерлок Холмс. Контрразведчик самый натуральный.
— Слушай, — сказал я. — А ты кто такой? Эту фигню, что ты индейский агент, ты нашим дамам можешь рассказывать. Ты, конечно, в индейских делах хорошо разбираешься, но ты – не индейский агент. Я видел агентов, общался с ними. Не похож ты на агента.
— Я – специальный индейский агент, — с самой серьезной мордой объяснил мне Дуглас. — Если где в индейских делах какой-нибудь провал – туда посылают меня.
— Угу, — не поверил я.
— Я действительно числюсь в индейской комиссии департамента внутренних дел, — уверил меня Дуглас.
— Угу, — кивнул я. — Числишься. А фактически работаешь-то кем?
Дуглас хмыкнул.
— Я – специальный следователь комиссии по борьбе с коррупцией.
— С коррупцией? — удивился я. — А не со шпионажем?
— Во время войны было – и со шпионажем, потому что одно с другим очень часто связано, — сказал Дуглас.
— И ты, наверное, решил, что я шпион.
— Нет. Появилась было такая мысль, но я ее отмел почти сразу.
— Почему?
— Что я – шпионов не видал? Ты умный, но ты не хитрый. В шпионы не годишься.
— Ну конечно, — согласился я. — Куда логичнее объявить меня пришельцем из будущего. Ты подумай, что твое начальство скажет.
— Я-то подумал, — признался Дуглас. — Пусть лучше мое начальство о тебе ничего не знает. Потому что иначе сидеть будем в одном сумасшедшем доме. Может быть, даже в одной комнате.
— Я-то почему?
— А на всякий случай. Кто о тебе вспомнит? Родни нет, из фирмы ты уволился…
— Слушай, а с чего это ты решил, что мои штаны – из будущего? Может, у нас России продвинутые технологии…
— С американскими ярлыками? — ухмыльнулся Дуглас. — Но вообще-то по первости я так и подумал. Подумаешь, американские штаны с русскими застежками. Их же в Калифорнии пошили, а там Россия рядом. Ну, сравнительно недалеко, — поправился он, увидев мой взгляд. — Ты уехал, а я начал справки наводить… В Штатах, знаешь ли, русские встречаются. И тут оказывается, нет в России таких застежек. И резинок тоже нет. И вообще ты неправильно пишешь по-русски. Я одну бумажку твою из мусора подобрал, ты там телеграфное руководство конспектировал, — объяснил Дуглас. — И, оказывается, пишешь-то ты по-русски, а не на каком-нибудь болгарском языке, который, говорят, похож на русский по письменности, но ты не употребляешь буквы «ер» и «ять», которые в русском языке очень распространены. «Ер» – это немая буква, а «ять» практически звучит как Е, — объяснил мне зачем-то Дуглас. — Если будет какая-нибудь реформа орфографии, эти буквы исчезнут, сказали мне. А пока – это просто безграмотный человек писал, тем более, что вот и почерк – как у малообразованного человека. Оказывается, и в России, как у нас, образованный человек прежде всего отличается хорошо поставленным почерком. Писать каракулями могут позволить себе вельможи, почерк которых найдется кому разобрать, или же практически безграмотные люди. Все же прочие стараются писать аккуратными буквами – хотя бы просто из уважения к тому, кто будет это читать.