— Сгодятся и сплетни, раз ничего другого нет, — он перевел взгляд на меня.— А ты пока забери на пристани ваш багаж, отвези домой и поищи среди вещей Фокса чистую и новую рубашку. Если не найдешь, придется покупать, — он посмотрел на темнеющее вечернее небо, прикидывая, что надо успеть за ночь. — И мыло с полотенцем захвати. Мы же хотим, чтобы Фокс выглядел как приличный мальчик, а не бродяга из зарослей?
— И бритву, — подсказал Норман.
— А что, ему есть что сбривать? — удивился я.
— Переоденься в приличный костюм, захвати мне тоже чистую рубашку и сразу же возвращайся, можешь пригодиться мне здесь, — продолжал давать ЦУ Дуглас. — А вы, мистер Ирвинг, тоже езжайте домой, приведите себя и свой мундир в порядок и попробуйте поспать. Завтра утром вы мне понадобитесь.
О ЧЕМ РАССКАЗАЛ ФОКС ЛЬЮИС ДУГЛАСУ МАКЛАУДУ В ГАРНИЗОННОЙ ТЮРЬМЕ ГОРОДА ФОРТ-СМИТ, ШТАТ АРКАНЗАС
В тех краях, где я родился, долгое время враждовали Такманы с Линделлами. У нас ведь как? Поссорятся два семейства из-за фигни какой-нибудь, да и начинают друг друга подстерегать и отстреливать. Женщин не трогают, а парней могут стрелять и с пятнадцати, и с двенадцати лет – только подвернись случай.
Вот и Линделлы с Такманами поссорились не знаю даже из-за чего и убивали друг друга лет сорок, а может быть, и все пятьдесят. Специально засад обычно не устраивали, а просто если встретятся на узкой дорожке – так сразу и палят друг в друга. Разве что по воскресеньям не стреляли, потому что воскресенье – день Господень, и полагается в церковь ходить, а церковь у нас одна. Вот значит, только в церкви они без перестрелок и обходились: Линделлы справа от прохода сидят, Такманы слева, и все равно за спинами, около входа кто-нибудь из молодых Линделлов и Такманов стоят и присматривают. У нас, говорят, первое время возражали: мол, нехорошо в церкви оружие наготове держать, — а потом как-то привыкли.
Мама моя, когда осиротела, у Линделлов жила: считалась воспитанницей, а на самом деле прислуга. Потом замуж, конечно, за отца вышла, я родился. А когда мне было лет семь, Такманы застрелили предпоследнего Линделла, и остался только Билли Линделл, мальчишка совсем: пятнадцать или около того. Ну и женщины Линделл остались, но женщины не в счет. А Такманов много еще оставалось. Билли Линделл решил уехать в Цинциннати, потому что понятно было, что одному ему против Такманов не сдюжить. Вот он потихоньку собрался, пошел на берег реки Огайо, чтобы на лодку сесть, а там, так получилось, Такманы как раз беглого негра ловили. Негра-то они вроде не поймали, а вот Билли убили, и не осталось больше Линделлов.
Как не стало Линделлов, Такманы вроде как заскучали, потому что до нашей семьи стали слухи доходить, будто они поговаривают, что и я – Линделл. Ну, через восемь месяцев после свадьбы родился, так что не иначе, как моя мать с кем-то из молодых Линделлов внебрачно согрешила. Мама как услыхала, так в ближайшее воскресенье перед церковью как следует их отчитала, что позорят порядочную женщину. Да надо сказать, я в отцовскую породу пошел, и это разве что слепому видно не было, эти-то злосчастные Линделлы были чернявые. Ну и пристыдили Такманов всей общиной; затихли они.
А потом, уже незадолго до войны, в округе дифтерит начался, ну и у нас тоже: я заболел, мама и двое наших маленьких. Я-то выжил, а мама и малыши померли. Отец после этого сильно пить начал, сердце у него и не выдержало. И вот возвращаюсь я домой после похорон, а Джефф Такман у нас дома все углы обшаривает. Я за ружье схватился: уходи, говорю. А он смеется: ты, говорит, малолетка, один с хозяйством не справишься, тебе опекун нужен. Я, говорит, твоим опекуном и буду, Линделл.
А у нас хозяйство, не сказать, чтобы очень богатое было, но лошади хорошие, и Джефф Такман все с завистью на нашего Огонька посматривал; Огонек еще так, в полную силу и не вошел, но для скачек у него все задатки были.
И вот как он сказал: опекуном буду, Линделл, так я и понял – мне теперь не жить. И выстрелил. А он – он не верил, что выстрелю по живому человеку, я ж совсем сопляк был…
Ну и сбежал я в город Сент-Луис, а там как раз в Пони-Релай набирали. Меня брать не хотели, все ж таки работа опасная, я управляющему и рассказал… о Такмане.
А потом вы знаете. Война, а под конец войны я оказался у бушвакеров в Арканзасе. И, значит, в мае решили мы сдаваться. Вернее, отряд наш раскололся: одни решили сдаваться и идти по домам, раз амнистия и все такое, а у других и домов-то не было, решили бушвакерствовать и дальше. Еще и угрожали: Дан, был такой, обзывал дезертирами тех, кто сдаться решил, и говорил, что любого повесит, если, значит, попадется ему такой дезертир в одиночку.