Мы вышли с улицы на площадь, где стояло довольно уродливое здание местного суда, обошли его, пересекая площадь если не по диагонали, но все-таки заметно наискосок.
На углу улиц Фрэнклин и Уотер стоял двухэтажный домик, у двери которого висела вывеска «Law Office» с фамилиями владельцев конторы.
— Почему Water? — задумался я. — Центр же города, надо улицу как-нибудь помпезно назвать, а тут всего лишь Водная улица, хотя ни реки, ни ручья…
— Потому что «Father of Water», — объяснил Дуглас. — Отец Вод, Миссисипи. А если без затей Миссисипи-стрит обозвать, непатриотично получится – вроде как в честь штата.
— А в честь Канзаса можно? — удивился я. — Патриотично?
— Канзас – это практически свое, — ответил Дуглас, открывая дверь в контору. — Что-то вроде заднего двора.
Хотя на вывеске значилось всего две фамилии, в конторе было четверо: двое молодых мужчин грели подошвы ботинок у железной печки и, похоже, обсуждали новости, потому что вокруг них были раскиданы газеты, еще один сидел за столом и писал что-то в толстенной тетради, а мальчишка лет четырнадцати стоял на стремянке и перекладывал какие-то папки, небрежно сваленные на шкафу.
Дуглас поздоровался и быстренько нас представил, совершенно невоспитанно тыкая в каждого названного пальцем:
— Бригс, Хендерсон, Барнетт, Миллер, — палец слегка притормозился, когда уткнулся в мальчишку, — …и Джим Хендерсон, — вспомнил Дуглас. — В этом доме дадут чашку горячего кофе двум замерзшим путешественникам?
— Даже две чашки, — отозвался Хендерсон, вставая и освобождая место у печки. — Джим, живо!
Но раньше, чем мальчишка подал нам кофе, и даже раньше, чем мы сбросили верхнюю одежду, нам налили виски. Бригс оторвался от писанины, перетащил стул поближе к печке, и какое-то время мы воздавали должное виски и кофе, обмениваясь новостями.
Я скромно помалкивал, когда Дуглас вдруг сказал Барнетту:
— Собственно, мы заехали в Либерти, чтобы привлечь тебя к работе.
— Меня? К работе? — приподнял брови Барнетт. — За кого ты меня принимаешь?
— За того человека, который нужен Миллеру.
Если б я в этот момент делал глоток, я бы наверняка поперхнулся. Мне нужен Барнетт? Зачем? Да вообще вообще первый раз слышу!
— Миллер – изобретатель, и ему нужен юрист, — объяснил Дуглас.
— У меня нет денег на юриста, — сказал я.
— Поэтому нам нужен Барнетт, — улыбнулся мне Дуглас. — Барнетт – человек зажиточный и может подождать, когда от твоих разработок пойдут реальные деньги. А может, и подскажет что-нибудь толковое.
— Поработать бесплатно? — ухмыльнулся Барнетт. — Это как раз то, что может меня соблазнить. А что, интересное изобретение?
— И не одно, — заявил Дуглас.
— Да ну, — отмахнулся я. — Игрушки всякие.
— Оружие, что ли? — спросил Бригс.
— В этом мире и так полно оружия, — ответил я.
— Вы пацифист? По вашему виду не скажешь, — Бригс кивнул на мой пояс, где висела кобура с кольтом.
— У нас на Индейских территориях пацифисты своеобразные, — заметил Дуглас. — Вот я, например.
— Да уж, пацифист… Билли Берд говорил, ты ему вроде какую-то палицу обещал привезти, — вспомнил Барнетт.
— Так привез, — Дуглас кивнул на стол, где лежал пакет с подарком. Я слегка удивился: сверток выглядел не очень внушительно. Хотя, может быть, там всего лишь небольшая дубинка.
— Зачем Билли палица? — пробормотал Хендерсон. — Он теперь женатый человек, зачем ему всякие глупости?
— О, так он женился? — живо спросил Дуглас. — Не на Саре ли Мортон?
— На ком же еще? — ответил Хендерсон, а его младший братец с горящим взором осторожно потрогал сверток с палицей. Дуглас, понимающе ухмыльнувшись, развязал пакет. Присутствующие почтительно помолчали.
— «Нашел он свежую ослиную челюсть и, протянув руку свою, взял ее, и убил ею тысячу человек. И сказал Самсон: челюстью ослиною толпу, две толпы, челюстью ослиною убил я тысячу человек. Сказав это, бросил челюсть из руки своей и назвал то место: Рамаф-Лехи», — процитировал Бригс.
— Не ослиная, — мягко поправил Дуглас. — Лошадиная.
Кусок лошадиной челюсти неизвестный индеец слегка приспособил для удобства использования: та часть, которая служила рукояткой, была обмотана кожаной тесемкой. И еще узоры какие-то на палице были, скорее всего, просто для красоты. Эстет, однако, был предыдущий владелец.
— Зачем вы притащили сюда эту мерзость? — брезгливо скривился Хендерсон. — Право слово, Маклауд, вы самый натуральный индеец!