***
Нет спасения из ада, в который ты сам купил билет. Товар возврату не подлежит.
Горячий пар на долю секунды, на один короткий, но такой драгоценный для стального сердца, миг вызвал вспышку уюта там, в душе, где хранится волшебный сундучок. Дом. Ванная. И на ужин мама сварила пельмени, от которых уже текут слюни, и ты торопишься выйти из ванной, наскоро выливаешь шампунь на голову, жесткой мочалкой по телу - и бегом туда, где родина, туда, где мать и отец, туда, где всегда тепло. Зверь раскрыл глаза слишком резко, встречая бетонную, грязно-сырую реальность в стенах тюремной бани. Сундучок превратился в ржавый кусок прошлого, умирающего от коррозии. Драгоценные камни оказались дешевой бижутерией с рыночного прилавка цыганки. - Держи крепче, птенчик! Злорадные голоса наперебой выкрикивали советы, сдобренные сленгом и матом, которые были паролями блатных. - Ну что ты замер-то! Мойся, потом долго не будет такой возможности. Молодой парень сжимал в руках кусок мыла, что побывал не на одном потном татуированном теле убийцы, и дрожал в страхе совершить неправильное движение, точно антилопа на вертеле перед прайдом. И как не дергайся, все равно вспорют брюхо. - Какой хорошенький! Давно у нас таких не было! В сердце угнездилась тоска оттого, что единственным домом для него осталась эта клетка с железными прутьями, которую он сам смастерил для себя. Мужчина отвернулся в тот момент, когда мыло все-таки выскользнуло из рук парня. Сегодня этот молодчик навсегда станет парнишкой. Терпилой. Опущенным. Петухом. Вороний грай проследовал за ним по пятам до самой камеры. Еще один день в этой давящей своей уродливой наготой комнатушке, что поглощает любые звуки, будь то крики боли или предсмертный шепот. Здесь люди находят бога, веря, что он не подделка. Здесь, в этом пекле грехов, люди крестят себя перед иконой, надеясь, что нарисованная дешевыми красками и купленная оптом в ближайшей церковной забегаловке богородица родит их личного Иисуса, который искупит каждый их грех. - Сюда иди! Тащи его, Бритый! - клубок спутанных злобой и слепой яростью эмоций ворвался в камеру. Эти выродки притащили паренька на экзекуцию. Проверки при входе в хату он не прошел, мыло уронил... Зверь вздохнул, утыкаясь взглядом в дырявый бетон своего кусочка стены. Многим людям кажется, что у них нет ничего в жизни, они бедны, они нищие, ничего не заработали. Мужчина задержал дыхание. Они ничего не знают о нищете... Нищета имеет лицо вот этого обшарпанного, грязного, засаленного прикосновениями тысяч узников куска стены. Это вся его собственность, но и на нее он прав никаких не имеет. Мы так долго копим эту жизнь в своих кошельках с липовым брендом «Гуччи», перетряхиваем гроши своих чувств и несказанных в порыве жадности слов любви и нежности в керамических копилках с разрезом на спине свиньи, что не успеваем потратить. Он свою жизнь обналичил и просчитался, оставшись лишь с разбитой пополам копейкой на руках. Зато кредит придется выплачивать до конца дней своих. - Открой рот, тварь! Дави его, братва! Ну! Кошки сорвали когти о его душу, не выдержав скрести эту жесть. Как же хотелось закрыть уши, чтобы не слышать плач паренька, не чувствовать весь этот гнилостный смрад загноившейся человечности. Нельзя. Лев не отворачивает взгляд при виде кишок антилопы. - Эй! - его предплечье дернулось от толчка, а спина напряглась в готовности нанести ответный удар, возможно, смертельный. - Да ты что такой нервный? Серый. Видимо, забава с унижением овечки не пришлась по вкусу волку. - Бошка трещит уже от этого балагана, - наполовину честно ответил Зверь, расслабляясь на один процент из тысячи, отпуская лишь одну единственную нервную клетку в отпуск. - Задолбали, уроды. - Нормально они его месят. Такой петух должен всегда помнить, кто он есть теперь навсегда, глядя на свою жопу. - Серый, ты бы сам завалил, - ощетинился Зверь, объединяясь со своим тюремным альтер эго. - На тебе поножовщина и три трупа! А этот малой жену свою забил. Вы одного поля ягоды. Эта тюремщина паразитами пробралась в него жаргонными словечками, блатным мышлением, окрасила пот в запах длинных коридоров в никуда. Но он боролся за себя до конца. Даже если он и умрет на этих нарах, он уйдет со своим лицом. Пусть избитым не раз, затекшим и обросшим, но своим. - Я не пойму, - сплюнул на пол Серый, - откуда в тебе дурацкая правильность? Женку-то свою он знатно отпинал, видел фотки этой малышки - вся сине-фиолетовая. Ну да с бабами как еще? Бабы, они сучки, а с сучками как? Палкой по хребту, чтобы слушалась. - Ну да, бабы - мясо, а кусок мяса всегда можно купить новый. Жалко их ребенка, который остался сиротой. - Забей, жалостливый. Вспоминай иногда, за какие тяжкие телесные ты получил свой строгач. «Тяжкие телесные» в данном случае - это преднамеренное убийство с отягчающими обстоятельствами. Вроде на него в суде еще что-то вешали, кучу всего, чуть ли не каждый день, пока он протирал пыль в СИЗО, в его дело подшивали все новые и новые листы, доказательная база у обвинителя пухла и пухла, а счетчик потерянных навсегда лет жизни накручивал все больше и больше. Но он сам дал «пять» Сатане, теперь нечего пенять на судьбу. У нее лицо каждого из нас. - Радуйся, что не в «Черном дельфине» чалишься. Там бы ты не устал от шума, - гоготнул его собеседник, не обладая и толикой эмпатии, не замечая эмоций Зверя. - Ходил бы раком перед гражданином начальником и лизал ему зад каждую минуту. Тут хоть какая-то свобода. Сишку? Перед Зверем мелькнула светлая упаковка сигарет. Школа и бесконечный протест. Наказания матери и подзатыльники от отца. Запрет на курение. Сырые углы за школой рядом с водосточной трубой. Такие же малолетние идиоты, знающие все об этом мире, как и он, вокруг дымят самыми дешевыми сигаретами из киоска напротив школы. Жизнь - вот о чем ему напомнила эта пачка. - Давненько я не затягивался, - прохрипел он, втягивая в себя никотин, который на зоне был самым вкусным десертом. - Хоть что-то настоящее в этом гадюшнике. - Ты несчастный ЗОЖник. Я сколько тебе предлагал сиги? Спортсмены все придурки, - изрек Серый, туша сигарету о матрас одного из сокамерников, что активно сейчас прикладывал новенького по печенке. - Что такой кислый сегодня? - Мать писала. У ее знакомой обнаружили рак... - Хреново. - Угу. Хреново оттого, что те, кто горят жизнью и любовью к ней умирают, а ненавидящие жизнь живут долго и «счастливо». Он бы отдал все за рак четвертой степени, чтобы быстро, сразу, без лишних страданий, и все закончится навсегда. Однако пасьянс сложился по-другому: умрет тетя Аня, которую он знает с детства, а сам он продолжит гнить в этой бетонной яме. - Короче, - Серый разжевал оставшийся кончик сигареты и проглотил, не позволяя оставить даже частичку чего-то своего в этой камере. Жизнь и свобода не считаются. Сиги дороже. - Моя ждуля подогнала тебе подругу. То еще мясцо, скажу я тебе. Кристина. - Слушай, я уже говорил... - Ты посмотри сначала на эту сучку. - Воровато оглядываясь по сторонам, Серый извлек из запятнанного кармана простенький телефон и показал фотографию Зверю. - Как тебе буфера? - Силикон. - Так даже лучше! А попец? Смачный! И волосы длинные - потаскать бы за них эту шлюху. - Забирай ее себе, мне не надо. Я шлюхами и силиконом сыт по горло. Объелся еще на воле, больше не хочу. А у этой пять классов на лице написаны. Она же дура дурой, могу поспорить. Подобный типаж женщин никогда его не привлекал. Его настоящего, а не того его, которого из него скроили по меркам сумасшедшего профессора. Никогда ему такие не нравились, но одна такая его и сгубила. - Ты что, собрался с ней классику за шестой класс читать? - хмыкнул Серый, явно потрясенный красотой подруги своей тюремной избранницы. - С таким рабочим аппаратом эту потаскуху всю ночь гонять! Инквизиция над парнем подошла к концу, все ведьмы были сожжены. В углу остался валяться мякиш от человека, который еще недавно приходил на ужин к семье и целовал в лобик свою дочь, а жена обнимала его с любовью. А потом из него вылез зверь. От его бравого характера и смелости, что выплеснулась на лицо и тело жены, по полу расползлись лишь болезненные стоны и кровь. - Какую ночь? Забыл, где мы находимся? Всю ночь если только нас будут иметь. Вертухаи. Так что отвали от меня со своими шалавами, дай подумать в тишине, - отмахнулся Зверь, но что-то во взгляде этой вульгарной нимфы зацепило его. Не вязалось отчаяние и так нагло вываливающиеся из топа сиськи. - Ну думай. У тебя еще двадцать лет есть для этого. Серый перемахнул через койку и оказался у своей. У него уже появилась идея для ночного времяпрепровождения. Очень уж горячая брюнетка