Глава 4
Бьются стекла иллюзий - и в кровь. Только тогда мир кажется розовым.
Летняя духота зазывала дождь тяжелыми вздохами, оседая в и без того распаренных порах. Даже пот, кажется, был уже не в состоянии стекать по выступившим на коже мурашкам. Кристина съежилась, мечтая и правда стать ежиком - скрылся за своим колючим щитом, и нет тебя. И никто не посмеет тронуть. Боль никому не друг.
- Пошли бы вы все к черту, - пробубнила она, зажигая сигарету.
Небо пьянело все больше, затягивая свою сигару серыми тучами, задыхаясь от рвущейся наружу грозы. Гром уже урчал где-то в животе небес, слышимый из его утробы, но пока не наводящий страх. Но все изменится, когда полыхнет первая молния.
- Вот бы тоже напиться, - рассказывала Кристина единственной верной собеседнице - сигарете, которая, как и люди, проходящие через ее жизнь, оставит в ней лишь пепел и разруху. - Хорошенько так, а не просто бокальчик пропустить. Эх, нельзя.
На балконе появилась кошка, напряженная и словно затаившаяся для броска на невидимого врага. Он есть даже у кота. Свой призрак мышки. Подойдя к хозяйке, она неожиданно потерлась об ее обнаженную ногу. Девушка вздрогнула, борясь с желанием отпихнуть животное, да погрубее, чтобы неповадно было ластиться к ней. Не нужна ей ничья любовь, ничья ласка!
- Нельзя, котяра, понимаешь? - сиплым от давящих горло слез голосом прошептала она. - Тогда про меня снова вспомнят в наркологии. А мне же больше нельзя там показываться. Я же звезда, понимаешь? Я пример подаю, я счастливая вроде...
Небо зашипело от боли, разрываемое быстрыми всполохами света - молния вспыхивала шрамами и умирала, оставляя после себя только световой фонтом в глазном яблоке. Вот очередная розга хлестнула по младенчески гладкой коже неба, и о себе заявил гром. Кристина сползла на пол, слушая эту мелодию Моцарта. Ее дождь. Кошка запрыгнула к ней на колени.
- Ну зачем ты это делаешь? Зачем? Не люблю я тебя! И себя не люблю! - заплакала она, против воли протягивая руку к голой кожице кошки, более не ощущая привычного отвращения. - Ты такая же жертва конвейера, как и я. Тебя тоже создали в утеху чокнутого коллекционера. Видишь, кто-то тащится по лысым кошкам, а кто-то - по разбитым в хлам девчонкам. И чем больше искалечена ее душа, тем выше цена. Не за ночь - за жизнь.
- Ты бы хотела сейчас свалить от всех? Затеряться на острове? И сойти с ума, найдя своего повелителя мух...
Усталость, даже она покинула ее. Голова девушки безвольно прислонилась к стене; глаза кошки закрылись, и она завибрировала громким урчанием. У нее тоже никого нет, кроме этой странной девушки, которая часто курит ночами и плачет. Хотя корм-то у нее стоит самый вкусный и дорогой, но любви хочется всем, и тем, кто сытно ест тоже.
А дождь все продолжал доказывать кому-то свою правоту, не прекращая галдеть. Как она любила эти дни. Дни, когда ее мучитель целовал жену в ресторане, а затем играл с детишками перед сном. Дни, когда в ее солнечном царстве, наконец-то, шел освободительный дождь.
- Мой личный остров Джерси, - в бреду пробормотала Кристина, чувствуя тремор по всему телу. - У меня уже есть повелитель.
Она точно жила в кукольном домике с зацементированными выходами. А пожарный выход и вовсе не предусмотрен. Зачем он принцессе? Принцесса не сможет, да и не захочет бежать. Розовые стены со стекающим кремом в котором видны грубые кусочки сахара, пол из слишком яркого, ненатурального мармелада, окна из тающего при касании солнечного луча шоколада... Что может быть лучше? Мечта каждой девчонки. Но кто знает, что происходит внутри? Что принцесса стряхивает пепел со своих легких в перерывах между ласками шприца? Кто в курсе, что в каждом кукольном домике обязательно имеется сырой подвал с утрамбованными костями и свой Йозеф Фритцль? Никто и не догадывается, что у каждой барби всегда есть свой коллекционер.
- Ненавижу мир, который круглый лишь для тех, у кого есть деньги. Ненавижу мир, который плоский для всех остальных. Мир, где ребенок - разменная монета, где приюты сдают детей в аренду педофилам, где у каждого второго старого, жирного чина встает на мальчишку десяти лет! - крикнула она, напугав кошку. - И таких мальчишек пасть этого ненасытного алтаря не успевает глотать...
Реальность была страшнее любого кошмара. Она всегда мечтала сбежать из своей яви в сон. Нигде не может быть хуже, чем наяву. Но куда же сбежишь по лестнице Пенроуза. Если только в вечный круг.
Задумывался ли он, играя со своими детьми в монополию, что когда-то и его тряпичная кукла была такой же? Когда-то она тоже засыпала с большими мечтами, а они пузырями лопались при открытии глаз утром. Одно такое утро разбило стеклянный пузырь осколками прямо ей в лицо.