кровью свежескошенную траву ее жизни. Больше она никогда не будет юной и незрелой, наивной и открытой миру девчонкой. Они забрали ее душу, выкорчевав ее с мясом, и засыпали рану крупной солью, для верности растерли и заплевали зачумленной слюной. Больше она никогда не прольет ни единой слезинки по кому бы то ни было в этой жизни. Они выжгли ее чувства серной кислотой, обезобразив лицо ее некогда пылавшей стремлениями души, пришли войной в ее внутренний мир, оставив его корчиться от нанесенных увечий. Пока кофеварка тихо гудела, словно перешептываясь само с собой на тему того, зачем хозяйка делает тройную порцию для себя одной, в руках Кристины стакан наполнился водой. - Идите сюда, мои хорошие, - пропела она, открывая пачку «Супрадина». - Так, по инструкции одна таблетка в день... Хорошо. Закинув всю пачку сразу в стакан, она залпом выпила эту ядерную смесь витаминов. На секунду в глазах помутнело, а в голове сотни фейерверков взорвались одномоментно, вышибая пробки сонливости и разбитости из ее ушей. Кофе манил к себе тройным ароматом бодрости. Девушка достала сигарету и подожгла ее. - Теперь идеально. С дымящейся сигаретой и горячим кофе она устроилась у окна. Тонкие, костлявые пальцы солнечных лучей тянулись к ней, мечтая обогреть эту ледяную королеву, застывшую в своей бесконечной войне статую, забывшую в себе человека женщину. - Долбаное солнце, - выплюнула Кристина, прищуриваясь, чувствуя, как остатки водостойкой туши щиплют глаза. Или это слезы?.. Показав в окно средний палец, она переместилась на стул. На глаза попалась коробочка со швейными принадлежностями. Нет, хватит, не надо, только не это... Тело нервно вздрогнуло в болезненном возбуждении. Руки затряслись, утопая в холодном поту. Нет... Не надо. Никто уже не поверит, что это кошка... - Сука, - с болью и наслаждением прошептала девушка и вонзила в кожу бедра лезвие. Вздох стесненных эйфорией легких выбил из нее все розовые звездочки-конфетти и обрывки блестящих оберток ее бесконечно лживых амплуа. Сейчас она будет самой собой. - Больная дура. Ненормальная идиотка. Чокнутая... Кухня превратилась в инферно, закипающий кровью котел, гнойный очаг человеческого бремени - несчастной жизни, когда выхода нет не только из гроба, но и из ловушки собственной судьбы. Кровь смешалась с потом и липкой вязью вытекала из артерий и вен, воспламеняя молочную кожу Кристины. Молоко и кровь. Чем не библейский сюжет? - Только вот я не подписывалась подыхать за чужие грехи, как этот придурок Иисус. Тогда почему?! - ее голос взорвался в крике и тут же потух, погас, потерял веру в себя. - Почему я живу не своей жизнью, почему меня распинают на кресте за невинность? Капли слез потерялись среди множества филигранно нанесенных порезов и ручейков гранатовой крови, что спелым соком жгла и охлаждала кожу. - Прости, кошка, - всхлипнула Кристина, заметив животное, следящее за ней настороженным взглядом. - Опять все будут думать, что ты тварь, раз так обходишься с любимой хозяйкой. - Поняв, что уже переходит грань допустимой кровопотери, она отняла руку от бедра и, с трудом разжав ее, выронила лезвие на пол. - Шоу закончилось. На сегодня. Доковыляв до ванной, девушка достала духи «Прада». Вся ее шелковая, райская, роскошная жизнь на деле как этот дорогущий парфюм, который она использует вместо спирта для прижигания нанесенных собственной рукой ран. Кристина смочила ватный диск жгучей жидкостью с нотками изумительных цветов и поднесла к орущей от муки коже. Лезвие прорезало кривую улыбку алых от свежих содранных бляшек губ. - Янтарной россыпью проливается солнце там, где нас нет, - почти неслышно произнесла она, закусывая губу, на которой почти не осталось кожи. - Туда, куда мы никогда не дойдем, мерцают бриллиантами драгоценные звезды, - надрывный шепот сведенного спазмом горла оборвался, когда Кристина позволила себе вскрик, прижигая новый порез. - Там, где нам не бывать, воздух соткан из кружева, а не сплетен из кровавых нитей твоей души. - Еще разок, совсем чуть-чуть... - Спаси меня, пусти в мой вымышленный мир, в мой город из жести, лишь бы больше не ступать по золоту... По окончании шоковой терапии ее кожа коптила болью. Сейчас бы залить огонь внутрь себя, чего-нибудь покрепче и без закуски, чтобы спалить и без того больной желудок к чертям. Ее мрачные мысли развеял звонок домашнего телефона. - Мама, - догадалась Кристина, ведь только она звонит на этот древний, допотопный аппарат. - Привет, мамуля. - Что у тебя с голосом, девочка моя? - Связки устали, даже говорю с трудом. Куча летних фестивалей, концертов, - ложь текла из ее уст горьким медом. - Стараюсь особо не разговаривать. - Ты же моя красавица! Наша с отцом гордость, Кристиночка! Когда мы уже встретимся? Упоминание отца задело все притихшие струны ее расковырянной и залитой щелочью души. Ну зачем она каждый раз приплетает этого ублюдка к их разговорам? Взгляд зацепился за оставленное на полу лезвие. Сейчас бы искромсать себя в пыль, кровавую пыль. Иногда самый страшный фильм ужасов, который не покажут ни на одном большом экране в мире, снимаем мы сами, сами ставим спецэффекты и выполняем самые сложные трюки. Трюки с жизнью и смертью. - Мам, денег хватает? Может, еще перевести? Ее коронный номер - смена темы разговора. От кого как не от родной матери скрывать бушующий хаос в душе, искрящиеся провода ненависти, что вот-вот упадут в полную до краев ванну? Не надо ей знать, что жизнь - не сказка Шарля Перро. Нет, сказка, но в оригинале, где на клыках волка трещат кости бабушки, а Красная Шапочка с радостью уплетает человечину в готовом виде. Кристина вздрогнула, возвращаясь в реальность. Мама что-то бурно рассказывала о соседях, какой-то свадьбе знакомых, даже о встрече с ее бывшим одноклассником... А в голове только лезвие отливало серебряным светом печали. - Девочка моя, я чего звоню-то. Хотела поделиться с тобой кое-чем, - взволнованно произнесла мать как раз, когда девушка переключила радиоволну с преисподней на... преисподнюю, то есть свои мысли на реальную жизнь. - Ты только не говори, что это все дурость... - Рассказывай, мам. Ты же знаешь, я такого не скажу. Не мне упрекать кого-то в дурости. - Были времена, Кристиночка, были. Самое главное, что они остались позади. Ага, позади. Кристина вытянулась струной на диване, любуясь испещренной иероглифами ногой. Ее собственный язык, который никто никогда не сможет прочитать. В руках приютилась коробка конфет с орехами - ее личная зависимость и вечный кариес, который она лживо списывает на плохую генетику. Не жизнь - клубок лжи, распутывая который, путаешься сам. - Так вот, дочка, я разговаривала с одной бабкой-гадалкой... Она всю правду сказала. Кристина подавилось слишком большим куском фундука, подумав, что эта Ванга местного разлива рассказала матери о прошлом. Все годы хитрого вранья вцепились своими когтями ей в горло под видом ореха. Господи, что за утро... - Что за правду? - Звуки головной болью разлились по черепу. - О чем, мам? - О тебе, Кристина. Я очень волнуюсь. Она сказала, что тебя ждет ложный путь, опасность, тьма, болезнь и... - И что? - выдохнула весь сжавшийся до комка углекислого газа воздух она, теряя интерес ко всем этим предсказаниям тут же. - Что там такого страшного? - Большую любовь, которая так же принесет тебе большое горе. Не удержавшись, Кристина фыркнула. Не гадалка, а шарлатанка. - Мамулечка, дорогая, мне нужно бежать на репетицию. - А как же быть с ее словами? - Накатай на нее в налоговую. Люблю тебя. Пока, мамуль. Девушка отбросила телефон и протерла лицо руками. Черт, как же она испугалась! А ведь бабка права. Она каждый день ступает по опасностям и болезням, точно ее дорога выложена навозом. Все есть в ее жизни, о чем можно мечтать: боль, разбитое сердце, отчаяние и безысходность. Даже большая любовь, идущая об руку с горем. Любовь к смерти. Пока, к сожалению, невзаимная.