— Не тогда, когда я с тобой!
— Но ты же не была со мной. Я был тут, с твоим лифчиком от купальника.
— Ты понимаешь, о чем я.
— Не уверен.
— О, ради бога, Престон! — воскликнула она, забыв в волнении назвать его уменьшительно-ласкательным именем. Она присела в кровати, оголив грудь. — Ты же понимаешь, что мы были вместе всю эту неделю. Ты полностью меня монополизировал.
— Монополизировал?
— Ты понимаешь, о чем я. С тех пор как твой друг Алан нас познакомил в прошлую субботу, я что-то почувствовала… почувствовала, что может быть…. ощутила что-то такое особенное…. О, ну ты знаешь, что я имею в виду!
Он потянулся как тяжеленный, но такой милый кот.
— Ты имеешь в виду, что мы за эту неделю знатно повеселились, — предположил он. — Секс и развлечение, немножко отдыха от повседневной рутины.
— Что ты сказал? — она удивленно уставилась на него.
— Развлечение, — ответил он, и стрельнул в нее взглядом — ни дать ни взять кот с застрявшим перышком от канарейки в зубах.
— Ну да, развлечение, — отвлеченно пробормотала она. Однако, ее планам это мимолетное замешательство не должно помешать. — Это было замечательно, Прес. Эта неделя…
— Да, я знаю, — поддакнул он.
Она снова легла на него.
— Эта неделя дала мне больше, чем я могла ожидать…
— Да.
То, что его ответы казались немного вынужденными, только подстегивало ее к дальнейшему разговору.
— Ты же здесь еще на неделю останешься, да?
— Да, мм, еще на неделю, — ответил он, мысленно уже предвкушая завтрашний день.
— А как давно ты здесь, Прес?
— О, в раю не замечаешь времени. Всегда, — пробормотал он.
Он никогда не скажет ни одной из них, что здесь живет уже без малого три года. И неизвестно когда уедет. Такие заявления делают их немножко непредсказуемыми.
— Мне было так грустно, что мы завтра расстанемся, и я спросила у администрации не могли бы они втиснуть меня в расписание еще на недельку. Ты бы хотел, чтобы я осталась еще на неделю?
— О, конечно нет! Не надо тебе доводить себя до банкротства только ради меня!
Этот ответ для нее оказался столь неожиданным, что она опять приняла сидячее положение.
— Банкротство? — Она уставилась на него, не вполне понимая, как теперь со всем этим справляться.
Если бы он согласился, она сама намекнула бы на свои финансовые тяготы и, как Берилл себе представляла, со временем мог бы помочь ей немного ослабить это бремя. Ведь он так хотел видеть ее рядом! Но как только он упомянул, что отсутствие у нее денег является причиной, чтобы не оставаться, то что же ей теперь делать?
— Мы не говорим о финансах, Прес, — наконец, решилась она. — Мы говорим о нас.
— О, моя дорогая Берилл! Утром прошлого понедельника ты уже через своих друзей узнавала все о моем финансовом положении.
— Как ты такое можешь говорить?
— Потому что телки всегда так делают. Но вы не…
— Телки?
— Но вы же не понимаете, — напирал он, осторожно складывая руки так, чтобы защитить себя, если вдруг она полезет драться. — Что я делаю то же самое. И точно знаю сколько ты должна мистеру Маркусу Леоминстеру. Дорогая Берилл. И мне известно, что у тебя ничего ценнее твоей симпатичной попки нет. И что недели для охоты на мужа маловато…
— Охоты на мужа?
— Боюсь, Берилл, — уже в открытую смеясь, продолжал Престон. — Я зря потратил эту неделю на твои убывающие финансы, сокращающееся время, и позволь заметить, твою увядающую красоту.
— Да как ты…? Как ты….
— Берилл, — ухмыляясь ей в лицо, теперь похожее на оплывшую восковую маску. — Ну какого черта ты бы связалась с таким толстым хамом как я, ведь не залезть же ко мне в штаны? В карман, конечно же.
— Ты сукин….
Зазвонил стационарный телефон. Берилл беспомощно наблюдала, как Престон в последний раз поднимается из ее постели.
— Всему свое время, — философски заметил он.
Телефон зазвонил еще раз.
— Время? — Берилл смотрела на Престона во все глаза. — Ты знаешь, кто это звонит?
— Конечно, — кивнул Престон, надевая свои огненно-красные плавки. — Это Алан Пинклтон. Зовет меня поиграть в скраббл.
— Скраббл?!
— Скажи ему, — попросил Престон, направляясь к двери, — что я уже иду.
Телефон продолжал звонить, но Престон, удалялся от бунгало по бетонной дорожке, окруженной благоухающей бугенвиллией, и трезвон становился все глуше. Дорожка была освещена мягким светом, ночной воздух был теплым и нежным — восхитительная ночь. Затихающий в дали звук телефона почему-то напомнил ему песню «I Love а Parade», и всю короткую дорогу до своего бунгало он ее насвистывал. Там Алан уже давно положил телефонную трубку, ведь на звонок никто не ответил; а также на веранде приготовил для них игровое поле скраббла.