Итак, я впал в ту же ошибку, что и Монти. Процедуру поджимания губ взял на себя Спод, случайно подвернувшийся в эту минуту. При виде заливающейся слезами девицы он весь от носа до кормы затрясся мелкой дрожью.
– Мадлен! – взревел он. – Что случилось?
– Ничего, Родерик, ничего, – прохлюпала она и удалилась – наверное, чтобы навести лоск на свои подмокшие прелести. Спод развернулся в мою сторону и пронзил меня взглядом. По-моему, он стал заметно выше с тех пор, как я видел его в последний раз, теперь в нем было что-то около девяти футов семи дюймов. Говоря о нем с Эмералд Стокер, я сравнил его, если помните, с гориллой, имея в виду заурядный серийный образец, а не этот раритетный выставочный экземпляр. Сейчас это был вылитый Кинг-Конг. Кулачищи сжаты, глаза мечут молнии: тут и ежу ясно – появление Бертрама его не слишком обрадовало.
Глава 6
Дабы разрядить обстановку, я поинтересовался, не желает ли он сандвич с огурцом, но он нетерпеливым жестом дал мне понять, что сандвичем его не купишь, хотя я мог бы засвидетельствовать, что сандвичи превосходны – сам пробовал.
– Булочку?
Булочку он тоже отверг. Похоже, человек сел на диету.
– Вустер, – проговорил он, играя желваками, – не знаю, свернуть вам шею или не надо.
«Не надо» – вот что я ему посоветовал бы, но он не дал мне времени ответить.
– Я был удивлен, когда узнал от Мадлен, что у вас хватило наглости напроситься сюда. Причина-то, конечно, очевидна. Явились, чтобы подорвать ее доверие к человеку, которого она любит, посеять в ее душе сомнения. Как змея подколодная, – добавил он. Интересно посмотреть, подумал я, как змея может подорвать доверие. – Когда Мадлен остановила свой выбор на Финк-Ноттле, у вас даже не хватило элементарной порядочности, чтобы принять ее решение и достойно удалиться. Вы надеетесь отбить ее у Финк-Ноттла.
Чувствуя, что пришло время что-нибудь сказать, я открыл было рот, но Спод снова пустил в ход один из своих нетерпеливых жестов, видимо, решив единолично завладеть разговором. Давненько я не встречал подобных любителей произносить монологи.
– Конечно, вы станете утверждать, что ваша любовь неодолима и что вы не в силах противиться желанию говорить с Мадлен, умолять ее. Чепуха! Презренная слабость. Послушайте, Вустер, долгие годы я любил эту девушку, но никогда ни словом, ни взглядом, ни намеком не дал ей этого понять. Я был потрясен, когда узнал, что она помолвлена с этим самым Финк-Ноттлом, но смирился во имя ее счастья. Сраженный наповал, я держал…
– …хвост морковкой?
– …в тайне свои чувства. Я стоял…
– …как мраморная статуя?
– …как воплощенная сдержанность и не сказал ни слова, чтобы не выдать своих чувств. Она должна быть счастлива, все остальное не имеет значения. Если вы меня спросите, одобряю ли я ее выбор, честно отвечу – нет. На мой взгляд, он совершеннейшее ничтожество, и могу добавить, что ее отец разделяет мое мнение. Но она этого человека выбрала, и я смиряюсь. И не стану за его спиной настраивать Мадлен против него.
– Похвально.
– Как вы сказали?
Я сказал, что я сказал, что это с его стороны похвально. Благородно с его стороны, сказал я.
– Вот как? Ладно, Вустер, я вам предлагаю следовать моему примеру. И знайте, что я буду неотступно следить за вами и, надеюсь, больше не увижу этого поглаживания по головке, которому вы предавались, когда я сюда вошел. В противном случае я намерен…
Что именно он намерен сделать, он не открыл, но я, кажется, и сам догадывался, так как в эту минуту вернулась Мадлен с покрасневшими глазами и печальным выражением лица.
– Я покажу тебе твою комнату, Берти, – сказала она с ангельской кротостью.
Спод бросил на меня предостерегающий взгляд.
– Осторожнее на поворотах, Вустер, – бросил он, когда мы выходили.
Мадлен удивилась:
– Отчего Родерик просит тебя соблюдать осторожность?
– Боюсь, об этом мы никогда не узнаем. Может, боится, как бы я не поскользнулся на паркете?
– У него такой вид, будто он зол на тебя. Вы поссорились?
– О небо, нет, конечно. Наша беседа проходила в атмосфере сердечности и взаимопонимания.
– Мне показалось, он раздосадован твоим приездом.
– Напротив. Он с трогательным радушием приветствовал меня словами: «Добро пожаловать в Тотли-Тауэрс».
– Ах, я так рада. Мне было бы грустно, если бы вы с ним… Ах, папочка!
Когда мы подошли к лестнице в холле, из своей комнаты, радостно напевая, появился сэр Уоткин Бассет. Как только он увидел меня, веселенькая мелодия замерла у него на губах и он остановился как вкопанный. Он напомнил мне того типа, который провел ночь в доме с привидениями и наутро был найден мертвым с выражением неизъяснимого ужаса на лице.