5. Хватит, чёрт побери, себя жалеть. Не сидеть часами, оцепенев, а жить полноценной жизнью.
6. Никакого холестерина! Яйца, молоко — исключить из рациона.
7. Записывать на листочках всё, что надо сделать, и вешать на холодильник.
8. Каждый день — интеллектуальный труд. Жаль — стихи больше не получаются.
9. Да, и не мешает уточнить — не могло ли МРТ выдать ошибочный результат?
Пожалуй, на сегодня всё. Надо не забывать перечитывать записи в дневнике. В них много ценного. Ведь этот опыт для меня новый.
PS. Комары заколебали. Жужжат-жужжат, ненавижу! Дома хоть фумигатор спасает, но ненадолго. А в парке от них и вовсе спасения нет! Даже крем от комаров не помогает. Твари безмозглые. Да, безмозглые. Размягчаться у них, в отличие от нас, нечему. Вот и привыкают к ядам, не реагируют на них. А люди — мучайся. Прибила сегодня штук сто… Так им и надо!
12 июля
Всё не так плохо. Таблетки разложила по пакетикам и пью почти регулярно. Всё-таки, думаю, мрт-шный доктор несколько преувеличил степень заболевания моего мозга. Позитивных изменений не заметно, но и ухудшений нет. А это радует. Так держать!
Какая-то у меня сегодня была мысль… что-то насчёт планов…. А-а-а-а, вот, вспомнила. На случай, если всё же регресс наступит, необходимо записать ключевые моменты своей жизни. Нет, как-то неудачно я выразилась. Короче, я собираюсь определить вехи, по которым смогу сориентировать себя — не забывать близких людей, их имена, а то это жалко выглядит, когда старики путаются в собственной родне. Ещё важно решить, с кем как себя вести. Главное, регулярно перечитывать записи. Итак…
Что для меня самое-самое в жизни? Семья. Собственно, семьи давно уже нет, я живу одна. Но близкие ведь остались…
Дочка — Маша Лисицына. Она у меня замечательная девочка. Ей всего 20 лет, поздний ребенок. Мне было 32, когда она родилась. У Маши муж Виктор, живёт на Сапёрном, 42, кв.15. Телефон не записываю. Если забуду его, то лучше дочке не знать, что со мной что-то не так. Она на шестом месяце беременности и лишние волнения ей не нужны.
Мать — Любовь Ивановна Смирнова. Живёт в Омске. Хорошо, что я от неё уехала. Характер у неё деспотический, в молодости она мне всю душу выхлебала. Вампир по натуре, как эти чудовищные комары, что все мозги прожужжали. Купила утром два дополнительных фумигатора. Включила во все розетки — вроде, полегче стало. К чему я это? А, насчёт матери. Жаль, что в молодости у меня не было такого фумигатора, чтобы заставить её замолчать, хоть ненадолго. Надо бы успеть простить. Но поехать к ней — нет, и некогда, и не на что, и не хочется…
NB. Решила так. Если я напишу «ПОРА», значит, я почувствовала, что теряю над своим сознанием контроль. Когда это случится, не забыть старательно зачеркнуть все слова о матери, нельзя допустить, чтобы это кто-либо прочитал.
Сестра — Лариса. Умерла два года назад от обширного инфаркта. Детей она после себя не оставила. Хорошим была человеком, я любила её. До сих пор не могу привыкнуть к тому, что нельзя с ней поговорить.
Муж — муж наелся груш. Был муж, да сплыл. Давным-давно. Ещё Маша не родилась. Зовут его Андрей Коновалов. Не знаю, может, уже не зовут, а звали. Мужики теперь рано мрут. Вспоминать о нём не хочу. Даже алиментов, гад, не платил.
А ещё есть Паша. Он мне сразу и вместо отца, и вместо мужа. На 20 лет старше, уже совсем старик. И жена его — старуха. Если бы не она, мы бы эти 20 лет провели вместе. Но увы-увы! В жизни приходится учиться радоваться и тому немногому, что имеешь. Могло ведь его и вовсе не быть… Паша помог мне подняться, когда Андрей меня беременную бросил. Был Маше как отец, пока она росла. Он хороший. Добрый. На него можно положиться. Почти во всём. Просто ведь больше не на кого.
NB! Когда напишу себе «ПОРА!» — про Пашу тоже зачеркнуть. Маша и так знает, а остальным — незачем.
Кстати, Паша — единственный, кому я поведала, что сказал мрт-шный доктор. Попросила, чтобы честно предупредил, если я начну вести себя неадекватно. И чтобы когда это случится, отрезал телефонный кабель, а заодно забрал ключи от квартиры, заперев меня. Не хочу никому быть в тягость. И в больницу не хочу. Паша поупрямился, но согласился. По тому, как он был ласков и нежен, я сделала вывод, что он поверил в поставленный диагноз. Не спорил. А это значит, очевидно, какие-то признаки распада моей личности уже налицо. Только мне не видны. Страшно. Очень страшно. Всё чаще пытаюсь поймать себя на том, о чём же я думаю в тот момент, когда проваливаюсь в чёрную дыру — так я теперь называю черноту в голове. И ничего не помню. Там просто небытие. Ничего нет. Пустота. Тьма.