– Вернешься, – бормочет он снова и снова, пока я поднимаюсь на ноги, подхватываю вещи и иду к двери.
Мне кажется, что я вонзаю нож в сердце Егора, когда дрожащими пальцами снимаю с брелока ключи от нашей квартиры. Они застревают, и все никак не получается от них избавиться. Такого я тоже не делала. Даже когда во время крупных ссор уезжала из дома. Даже когда в шутку кричала, что уйду к маме. Комплект ключей всегда был со мной.
Егор смотрит на меня, как провинившийся несчастный пес, который не знает, куда податься без хозяйки. Всякий раз от взгляда на него замирает сердце. На моем брелоке остается крошечный кошачий адресник с выбитым на нем «Персик», но уже нет ни сил, ни времени его убирать. Выхожу и прижимаюсь спиной к двери.
Ничего.
Тут главное время, верно?
Верно.
* * *
Мы с Колчиным созданы друг для друга, как Бон-ни и Клайд, Ромео и Джульетта, Серкан Болат и Эда Как-ее-там. Те самые герои, которые настолько сильно не могут быть вместе вопреки всему и на веки вечные, что в итоге или умирают в один день молодыми, или сотню раз расстаются, а затем умирают. Хороший был бы финал. Очень драматичный и очень болезненный. Такой, от которого в восемнадцать лет я бы сходила с ума, рассказывая подружкам, что это лучшая история на свете, потому что хеппи-энды – для слабаков. И именно по этой причине я сейчас еду в такси и задыхаюсь от желания вернуться и все исправить. Впиваюсь ногтями в ладони, пытаясь себя отрезвить. И снова. И снова. И снова.
Мы с Колчиным так прекрасно друг другу не подходим, что очень быстро когда-то решили – это «по-настоящему». Наша любовь – это вообще единственное настоящее, что было и есть в этом мире. Как же осточертела мне эта любовь! И поскорее бы остановилось проклятущее такси, которое еле тащится по ночному городу.
– Во двор заезжать или тут где-то подъезд? По карте не вижу.
Все ты видишь, просто не хочешь тащиться в самую грязь.
– Давайте тут.
Я уже сама до чертиков хочу на свободу.
Моя свобода – это девятиэтажная панелька, шестой этаж, окна на детскую площадку и новостройку, которая выросла рядом за те два года, что я прожила с Егором. На душе тут же начинает разливаться грязной лужей тоска. Еще один повод сорваться и вернуться домой, потому что тут – не дом. Тут плохо, грязно, в квартире будет холодно. Даже чайника, кажется, нет. Тут стоит законсервированная в пыльных комнатах, как в банке, моя жизнь двухлетней давности. Старая одежда, старая обувь, старая швейная машинка. Тут в гараже мой мотоцикл, к которому я не прикасалась с прошлого лета.
Я начинаю задыхаться в попытке сдержать слезы. Меня даже некому пожалеть, так зачем начинать плакать? А потом все равно складываюсь пополам и сажусь на корточки, обняв колени. Кажется, что, если войду в квартиру, все закончится, а пока есть пять секунд в полупозиции и можно сделать вид, что есть время для сомнений.
– Вы в порядке?
Поднимаю голову, чтобы найти вежливого прохожего, но вместо этого на меня смотрят два черных веселых глаза здоровенного ретривера.
Я, кажется, схожу с ума. Со мной разговаривает ретривер – комичное завершение отвратительного дня.
– Ты кто такой? – осипшим голосом шепчу собаке.
– Вячеслав, – произносит низкий мужской голос, а собака синхронно приоткрывает пасть и подается вперед, чтобы уткнуться в мою грудь носом.
– Что? – Я отшатываюсь, падаю на землю, но тут же чьи-то руки меня ловят, а ретривер начинает облизывать лицо.
– Слава, прекратите! – строго велит ему хозяин.
У меня все встает на места: со мной не пес говорил разумеется, я не сошла с ума. Но, видимо, настолько голова забита, что и не подумала посмотреть по сторонам. Собака говорит? Окей, это не худшее, что могло случиться.
– Простите. Да, все в порядке. Я живу в этом доме, ключи ищу просто, – бормочу под нос, проверяя карманы, пока мужчина молча стоит рядом.
Он не бросается помочь, не спрашивает, не нужно ли проводить, а я на него не смотрю. Не хочу светить заплаканным опухшим лицом.
– Окей, – говорит незнакомец и уходит.
Ему неинтересно, почему я плачу, сидя на корточках рядом с сумками посреди парковки убогой девятиэтажки. Смотрю в спину уходящему Вячеславу и его безымянному хозяину. Даже слезы бежать по щекам перестают, хотя ничего странного в человеке, выгуливающем пса, нет.
Парочка сворачивает к новостройке и скрывается в приличном остекленном современном подъезде. В то время как я иду к тяжеленной, обшитой деревянными панелями двери, в которую пару лет назад врезали домофон, а до этого по старинке было нужно помнить код.