Действительно, случай такой был. Это когда я повела группу на косу Чушка и решила зайти на цель с тылу. Ведущий истребитель прикрытия Володя Истрашкин подумал, что я заблудилась, и несколько галантно, на старинный манер завел со мгой разговор по радио.
Совещание наше в имении князя продолжалось часов пять. Дом Желтовского в Мелянуве стоял посреди парка. Широкая мраморная лестница вела на второй этаж в зал. Все было сохранено так, будто хозяева сейчас вот выйдут к гостям. Даже слуги еще не разбежались и о князе своем говорили, как о герое. Оказывается, фашисты казнили его два месяца назад в Варшаве.
Что там герой был этот князь Желтовский, мы, летчики, не задумывались, не вникали: князь — он и есть князь. И под руководством комбата Белоусова готовились отметить и барском доме свой праздник. Настроение у всех было приподнятое. Летчики вообще удивительный народ! Только что смотрели смерти в глаза, а сейчас вот шутят, смеются, словно и не они летали в огонь, не им лететь. И это не бахвальство, уж я-то знаю. Презрение к смерти? Тоже нет. Страх присущ всем людям. Только вот подавлять его могут не все. Среди своих однополчан я ни разу не встречила растерянности в бою, не видела на лицах летчиков и стрелков следов обычной человеческой слабости. Они умели себя защищать от этого улыбкой, шуткой, песней.
Вот и на наш праздник пилоты придумали концерт самодеятельности. Все эскадрильи подготовили свои сольные номера. Особенно в полку любили песню, сочиненную в 7-м гвардейском штурмовом авиаполку еще на Тамани. Музыку И ной ни писал штурман полка Герой Советского Союза В. Емельяненко, в прошлом студент консерватории. А припев песни был такой:
Эх, «ильюша», мой дружочек,
Штурманем еще разочек!.
Однако пир штурмовиков в княжеском имении оказался под угрозой. Уже в полдень летчики дивизии отбивали яростные атаки немцев на магнушевском плацдарме за Вислой, южнее Варшавы. Гвардейцы Чуйкова сдерживали натиск врага. Помощь штурмовиков на плацдарме была нужна как воздух.
Мы полетели тогда большими эшелонированными группами. Одну группу в пятнадцать «илов» повел майор Карев, Вторую половину полка должна была вести я. На душе было как то тоскливо, тревожно, и с этим чувством я ожидала своего вылета… Ох, эти минуты ожидания! Они тянутся часами. Получив боевое задание, мне всегда хотелось лететь сразу же. Правду говорят — хуже всего ждать и догонять.
С командного пункта я пошла на стоянку своего самолета. Еще издали заметила в кабине стрелка Дусю. Давно не видела ее такой улыбающейся. Щеки разрумянились, глаза блестят. Ну, думаю, оживает понемногу мой воздушный стрелок от пережитых потрясений.
Механик самолета Горобец доложил о готовности машины, а затем сделал таинственный кивок в сторону Дуси и зашептал:
— Товарищ старший лейтенант, сержант Назаркина втихаря уложила к себе в заднюю кабину противотанковые бомбочки со взрывателями…
— Да что она, с ума сошла — вырвалось у меня. — Сейчас же очистить кабину!
Посмотрела на часы. До вылета оставалось три минуты.
— Она не подпускает, — снова подошел ко мне Горобец, — грозит пистолетом…
Я вспрыгнула быстро на крыло, подошла к Назаркиной. Дуся, как наседка крыльями, заторопилась что-то прикрыть руками. Я легонько отодвинула ее и просунула руку к дну кабины. Бомбы!.. Вытащила одну полуторакилограммовую и передала механику. Когда хотела взять другую, Дуся взволнованно заговорила:
— Товарищ старший лейтенант! Оставьте их мне. Ведь эти бомбочки при прямом попадании насквозь пробивают любые танки — «королевские тигры», «пантеры», «фердинанды». Оставьте! Над целью, когда нет фашистских истребителей и не надо отбивать их атаки, я буду бросать эти ПТАБы руками. Ведь мы летим сейчас отбивать атаки танков. Оставьте!
— Механик! Немедленно очистить кабину! — приказала я…
Вспыхнула и описала дугу зеленая ракета. Поспешно надев парашют, сажусь в кабину, запускаю мотор, проверяю рацию и выруливаю. По переговорному аппарату слышу голос Назаркиной — ей что-то очень весело. С чего бы? Сумел ли Горобец вытащить все бомбы из-под ее ног? Взлетаю. За мной — пятнадцать штурмовиков.
Впереди нас виднеется Висла с островами посередине, Справа, как в тумане, Варшава.
— Слева над нами четыре «фоккера», — слышу голос Назаркиной. Она первая увидела истребителей противника и, чтобы все обратили внимание, дала в их сторону ракету.
Дальнобойные зенитки преградили путь нашей группе.
Маневрируем. Снаряды, однако, рвутся так близко, что, кажется, осколки их зловеще барабанят по броне «ила». Красными шариками полетели по штурмовикам трассы «эрликонов». Со стороны они такие красивые, что даже не верится, что в каждом из них — смерть.