Закончив подсчет, полицейский сказал:
«Значит, из этой суммы вам причитается шестьсот. Остальные он, видимо, стащил в другом месте».
«Весь вопрос — где?» — заметил кто-то.
«Это выяснится в ходе следствия».
Он положил шесть купюр рядом с остальными и сказал:
«Вам только придется расписаться в получении», — и, чуть сместившись на стуле, наклонился к пишущей машинке. Тут его взгляд упал на итальянца, впервые с того самого момента, как тот поднял голову и уставился на лежавшие перед ним деньги.
Вдруг, словно напоровшись на какое-то препятствие, полицейский застыл в крайнем удивлении. Несколько секунд он пристально смотрел итальянцу в лицо, потом перевел взгляд на Штрассера, потом снова на итальянца. И наконец изрек:
«Что за наваждение, черт возьми? Кто это?»
«Каневари», — проговорил Штрассер.
«Нет, это не Каневари. Это не мой Каневари. Это не он».
Услышав такие слова, все мы, разумеется, были крайне удивлены. Это вообще не укладывалось в нашем сознании — вот тебе и раз, как это не Каневари?
«Кто же это тогда, по-вашему?» — спросил Штрассер, что и в его устах прозвучало весьма неубедительно.
«Понятия не имею», — проговорил полицейский. В его интонации послышались еще менее любезные нотки.
«Во всяком случае, мы схватили его в горах, в теллибоденской хижине, — вмешался в разговор Артур, — и свои деньги мы у него нашли».
Однако полицейский дал понять, что ему абсолютно наплевать, где мы его нашли. Лично он может с определенностью утверждать лишь то, что это не Каневари. А с этим человеком его ничего не связывает. И кроме того, в таком виде он просто не может его принять. А вдруг у него обнаружатся какие-нибудь внутренние травмы. Если он примет его в таком виде, потом ему придется все самому расхлебывать, а нас тогда ищи-свищи. Он, может, и закрыл бы на все глаза, если бы сейчас перед ним сидел настоящий Каневари, а не этот вот, совсем незнакомый человек, который не имеет ни малейшего отношения ко всей истории.
«Мы, разумеется, искали не конкретно Каневари, — проговорил несколько обескураженный Штрассер, — а похитившего наши деньги вора. Мне все равно, как его зовут. Главное, чтобы мы получили наши деньги. И на этом вопрос для нас исчерпан».
Теперь полицейский не на шутку рассердился. И вообще, что это за постановка вопроса, уже давно никто не разговаривал с ним таким тоном, в конце концов он тоже человек, как все. Разумеется, не может быть и речи о том, чтобы выложить деньги до официального закрытия дела. Ведь вся эта история раскручивается через него, поэтому, случись какая-нибудь ошибка, все застопорится, и виноват будет он. Он, а не господин учитель. Вы только посмотрите, какой у него жалкий вид, такое впечатление, что он в любой момент может свалиться со стула. За все время к нему еще ни разу не доставляли людей в таком состоянии, и сейчас он первым делом попытается найти врача, чтобы тот его осмотрел.
Поэтому он пи за что не пойдет на то, чтобы немедленно взять итальянца под стражу, не говоря уже о том, что такой вопрос может вообще не возникнуть, в любом случае до этого еще далеко. Сначала тут надо выяснить, кто из нас может засвидетельствовать, что кражу совершил, именно он. Вероятно, никто. Значит, и представление доказательств упирается в него. Сейчас по крайней мере не надо его дергать, ему лучше знать, как поступить в таком случае.
Полицейский позвонил местному врачу, но того не оказалось дома. Он стал нервничать, он не может ждать, пока вернется господин доктор, ведь речь идет об экстренном случае. Ему, видимо, дали адрес другого врача. Набирая номер телефона, полицейский почему-то зажал трубку между плечом и подбородком, хотя руки его были свободны. Повернувшись к нам, он едва слышно проговорил:
«Врач сюда приезжает только на лето. Живет по соседству. Если он на месте, то сразу же придет».
Врач оказался дома. Полицейский объяснил ему суть дела, потом положил трубку и сказал:
«Сейчас он будет здесь».
Повернувшись спиной к итальянцу, полицейский стал закладывать лист бумаги в машинку. Потом резким движением на своем вращающемся стуле он вплотную приблизился к итальянцу и быстро проговорил:
«Фамилия? Имя?»
Прежде чем итальянец успел открыть рот, Штрассер заметил:
«Он не говорит по-немецки».
«Уж это он знает. Что им нужно понимать, они понимают. Итак: Фамилия? Имя?»
«Порта», — произнес итальянец.
Я так привык называть его Каневари, что сначала подумал, он лжет.
«Умберто Порта», — произнес итальянец, и теперь это прозвучало убедительнее, чем в первый раз.
Полицейский негибкими пальцами напечатал на машинке и, не поднимая головы, сказал: