Исла сглотнула и понеслась искать Солонира. После знакомства с сознанием Ариана ее знобило и очень хотелось нырнуть во что-то теплое и живое.
Солонир сидел в большой центральной комнате, которая играла у них роль гостиной. (Еще в избушке было две спальни: в одной ночевали хранимые, а в другой – Исла, если оставалась на ночь в доме). Отчим штопал рубаху, аккуратно кладя стежок за стежком. При виде своей хранительницы он широко улыбнулся:
– Опять котят притащила? Неужели хочешь до весны здесь остаться?
– Не знаю. Может быть. Если что – с собой возьмем, они и через месяц больше десяти килограмм весить не будут, лодка выдержит. Солонир, можно я на тебе чуть-чуть потренируюсь?
Седой мужчина усмехнулся и кивнул.
– Только что-то важное из памяти не сотри, – предупредил он, – потом расскажешь, что убрала, чтоб я попытками вспомнить не мучился.
– Видишь ли, – протянула Исла, – я хочу немного в другом потренироваться...
Солонир пожал плечами:
– Тренируйся. Ты же наследница, да еще и самая одаренная из всех, тебе нельзя не тренироваться. Я понимаю. Только расскажи потом, что изменила, а то не по себе, когда что-то о себе самом не знаешь. Я хоть и стар, но до склероза мне еще далеко. – Мужчина весело, игриво подмигнул падчерице.
Нахлынувшее чувство вины Исла подавила усилием воли. Она ведь спросила разрешения, а то, что она хочет внушить Солониру, только на пользу ему пойдет. Второй муж ее матери тереть не мог лестерок – таких маленьких, пупырчатых склизких земноводных, с большими головами, торчащими жабрами и тонким хвостом. Он считал их крайне противными тварями, причем и в сушеном виде они ему почему-то казались столь же неприглядными, как и в живом. Когда они отправились в плавание по морю, то больше всего не умеющий плавать Солонир переживал не о том, что с ним будет, если парусник перевернется, а о том, что если плавание затянется, то из всех съестных припасов только сушеные лестерки и останутся.
– Посмотри на меня, – решительно сказала Исла и оказалась в уже знакомом сознании Солонира.
«Как тут тепло!» – первое, о чем подумала Исла. Живые, подвижные, переливающиеся всеми цветами радуги воспоминания, ветерок тоже теплый, приветливый. Кое-где серые проплешины: вот там закрыты воспоминания о том, как отчиму недавно вырывали больной зуб, который все никак не хотел расставаться с родной челюстью. Эти воспоминания закрывались сразу, как только начинали формироваться: Исла во время удаления зуба сидела рядом и таким образом обезболивала процесс. Уже давно она выяснила, что чувство боли появляется только после того, как в сознании человека сформировалось знание об этой боли, а если это знание сразу убрать из памяти, то и боли человек ощущать не будет. Исла пришла к выводу, что боль как таковая зарождается в мозге человека, а если прервать этот процесс зарождения, то болезненных ощущений человек не испытает. А вот чуть дальше – стерто воспоминание о его крупной ссоре с Исиялом. Кстати, у Исияла оно тоже стерто, Исла всегда выступала за мир в семье. Она рассказала им об этом вмешательстве в их память (как и всегда), но хранимые на нее не обиделись.
А теперь попробуем... Исла, не отрывая взгляда от серых глаз Солонира, вытащила на ощупь горсть сушеных лестерок из своей сумки, положила их на стол и собралась с духом.
– Тебе нравятся лестерки, – произнесла она, стоя на тропе воспоминаний, и теплый ветерок превратился в обжигающий зимний вихрь. – Ты немедленно их съешь! – прокричала Исла, с усилием шагая против поднявшегося урагана.
Надо же, действительно заслон: в сознании Солонира перед ней возникла закрытая дверь без ручки, преградившая тропу. Ура! Она наконец-то смогла увидеть заслон! Со всей мочи Исла навалилась на эту дверь и та приоткрылась... Неистовым порывом ветра девушку выкинуло из сознания мужчины.
Ну нет, так не пойдет! Ее первый заслон! Исла решительно рванула назад и настежь распахнула дверь. Новый порыв ветра, но дверь осталась открытой...
Покачнувшись на стуле и еле удержавшись от падения, Исла пытливо уставилась на отчима. Тот с отрешенным лицом взял одну лестерку и захрустел ею. Потом взял вторую, третью... Где-то на шестой лестерке его взгляд стал осмысленным, он внимательно посмотрел на то, что держит в руке. Стал жевать медленнее...
«Ой, я же забыла стереть воспоминания о том, что он их терпеть не может, о том, как его мутило от одного их вида! – поздновато спохватилась Исла. – И воспоминания о своем вмешательстве тоже не стерла...»
Солонир вскочил, уронив стул на пол, и бросился вон из избы. Исла метнулась за ним. Добежав до кустов у ограды, Солонир упал на колени. Его вырвало на снег. Раз, и еще раз, и еще раз. В желудке у мужчины уже было пусто, но спазмы все продолжались. Исла принесла воды, полотенце, накинула теплый полушубок ему на плечи. Солонир отстранился от ее рук и испуганно посмотрел на нее.