— Что вы хотите сказать, доктор?
— Я не могу сказать почему, но уверен, что за этим некрасивым лицом скрывается еще более глубокая драма. И я спрашиваю себя: какая? Может быть, одиночество — логическое следствие физической непривлекательности? А может быть, причина в горьком любовном разочаровании?.. А почему бы эта девушка не могла влюбиться без памяти? К собственному уродству привыкаешь, оно уже не волнует, а любовное разочарование грызет, разрушает! И может толкнуть на самоубийство. Думаю, ей просто необходимо помочь. Истинная красота складывается из всего и из ничего, но она всегда естественна. Уродство можно смягчить, даже исправить скальпелем. Но красота — это свято! Нельзя посягать на совершенство. А оно может складываться из божественных недостатков! У скольких женщин, далеко не хорошеньких, есть в лице, да и в самых незначительных жестах, что-то необъяснимое, что делает их прекрасными! А сколько других, кажущихся в первое мгновение красивыми, пока молчат и сидят как статуи, становятся отвратительными, как только открывают рот и проявляют признаки жизни. Вот почему в конечном счете я не нахожу мадемуазель Марвель настолько уродливой… После того как я постепенно переделаю ей нос, уши, глаза, рот, грудь, необходимо добиться того, чтобы ее красота, спрятанная под маской уродливости, вышла наконец наружу. Но это может случиться лишь тогда, когда, преобразившись, она снова обретет уверенность в своих силах. И до тех пор, пока этого не произойдет, мы не можем считать, что добились успеха.
В понедельник, в назначенное время, Сильви вошла в кабинет врача, которого уже считала своим спасителем. Всю неделю Сильви, следуя советам хирурга, напряженно думала. Она могла заниматься этим без помех, так как других дел у нее не было. Но времени она даром не потеряла!
— Вот фотографии, доктор. — Сильви протянула ему конверт.
— Они превосходны! — воскликнул тот, рассматривая снимки. — Их сделал талантливый человек. Он, безусловно, профессионал?
— Да, он работает в журналах мод, — кивнула она.
— Можете мне оставить их на время? Они помогут нам в работе.
— «Нам»? — удивилась Сильви.
— Да, у меня есть коллега, специалист по «предоперационным макетам», как я это называю. Фотографии будут ему очень полезны. Но вернемся к вам: вы по-прежнему тверды в своем решении: да или нет?
— Я прошу вас оперировать меня, — твердо произнесла Сильви.
Доктор молча кивнул.
— А зубы? — спросил он. — Вы также намерены обратиться к дантисту?
— Конечно. Если вас не слишком затруднит, поскольку вы станете как бы руководителем моего преображения, порекомендовать мне квалифицированного дантиста, когда придет время.
— Я вас направлю к доктору Вирэ: это один из лучших стоматологов, каких я знаю. Раз вы приняли решение, не будем терять времени и сделаем ваш слепок. Я попросил скульптора задержаться.
Говоря это, доктор одновременно нажал на кнопку звонка.
— Сделать слепок? Я правильно вас поняла? — удивилась Сильви.
— Этот скульптор работает со мной многие годы. Он сделает полный слепок с вашего сегодняшнего лица и с ушей, конечно. Слепок поможет мне изучить все в целом, чтобы решить, какие модификации возможны. Второй слепок будет уже сделан с возможными изменениями. Не позднее чем через четыре-пять дней мы покажем вам оба слепка: вы сможете сравнить свое теперешнее лицо с тем, каким оно станет после операций. И главное, у вас не будет никаких разочарований и неожиданностей, когда все будет закончено. Если вам понравится слепок с исправлениями, то я сразу же примусь за работу.
— Это замечательно, доктор! — воскликнула Сильви.
В дверь вежливо постучали, вошел скульптор. Любопытный тип: лет пятидесяти, с львиной гривой, воинственными усами и «мушкой» на подбородке, что делало его похожим на денди времен Второй империи. В длинной блузе, какие обычно носят люди его профессии, чтобы уберечь одежду от гипса и глины, — в общем, он имел вид тех художников, которых уже больше не встретишь ни на Монмартре, ни на Монпарнасе.
— Месье Габриель, это мадемуазель Марвель, — представил доктор Сильви вошедшему. — Она приняла решение изменить то, что неудачно в ее лице. Вы, безусловно, заметили, о чем речь.
— Нос, глаза, уши… Мадемуазель права, доктор.
— Вся процедура займет не более тридцати пяти минут, — сказал доктор. — Когда закончите, ассистентка проводит вас ко мне. А я за это время приму другую пациентку. До встречи.
Спустя сорок пять минут Сильви снова сидела в кабинете доктора Дальви.
— Процедура была не слишком мучительной? — спросил он.