Сначала она увидела коня Джонатана — прекрасного черного жеребца, которого тот обожал. Заметив ее, он натянул поводья.
— Оливия!
— Добрый день, Джонатан. Охота была удачной? — Оливия улыбнулась, а потом поздоровалась с капитаном Лэнгли и Максом, ехавшими позади.
— Очень удачная. Мы смогли сегодня подстрелить несколько куропаток. Даже Макс подстрелил одну.
— Молодец!
— А что ты здесь делаешь? — спросил Джонатан. — Похоже, что скоро начнется дождь.
— Просто гуляю. Не беспокойся. Даже если я немного промокну, это меня не убьет.
Джонатан бросил на нее мрачный взгляд. Капитан Лэнгли хмуро взглянул на небо.
— Поедешь с нами. — Джонатан собрался спешиться, чтобы поднять Оливию и усадить в седло.
— Нет, Джонатан, пожалуйста, — воспротивилась Оливия. — Езжайте без меня, ты же знаешь, как мне нравится ходить пешком.
Тем временем Макс уже соскочил со своего коня.
— Вы поезжайте, а я провожу мисс Донован, — сказал он, обращаясь к мужчинам.
Явно разочарованный Джонатан кивнул Максу, потом посмотрел на Оливию:
— Ты уверена, что с тобой все будет в порядке?
— Уверена. Не надо нянчиться со мной, джентльмены. Я вполне способна дойти до дома.
Джонатан и капитан Лэнгли обменялись многозначительными взглядами, а Оливия сжала губы. Значит, и капитан Лэнгли знает о ее болезни. Она не удивилась, потому что предполагала, что капитану известны многие секреты их семьи.
— Я, пожалуй, тоже пройдусь, — сказал Макс, передавая поводья капитану Лэнгли. — Хочу немного размять ноги.
Когда Джонатан и Лэнгли отъехали, Макс сказал:
— Я действительно хочу прогуляться с вами.
Оливия взглянула на него через плечо.
— Вы прекрасно знаете, что я вполне могу гулять одна.
— Я знаю.
Они долго шли молча. Наконец она спросила:
— Вам понравилось стрелять в дичь?
— Не очень на самом деле, — со смехом признался Макс.
— Полагаю, охота не для вас.
— Наверно.
— И теннис тоже.
— К сожалению, хотя мне и нравится играть. Особенно, — добавил он после паузы, — с вами.
— Спасибо. Мне жаль, что вы не нашли здесь какого-либо занятия по вкусу, которое вас бы отвлекло.
— Нет, нашел.
По низкому тембру голоса, по тому, как Макс произнес эти слова, незачем было спрашивать, что он имел в виду. Это она увлекает его.
Это не обидело Оливию. Это было хотя бы честно с его стороны, тем более что и Макс был для Оливии своего рода увлечением.
— Я тоже, — призналась она.
Они долго шли рядом, не говоря ни слова.
Тепло, исходившее от разгоряченного тела Макса, влияло на нее странным образом. Она вздрагивала от его случайных прикосновений, после чего Макс тут же начал расстегивать пуговицы.
— Вам холодно. Возьмите мой плащ.
Это был тот самый камзол, который Оливия чинила после их игры в теннис. Она очень старалась, и, видимо, не напрасно, потому что камердинер ничего не заметил и несчастный камзол не отправился в печь вместе со своим хозяином.
— Спасибо, но мне не холодно.
— Тогда почему… — Макс оступился на камне и снова задел ее, и Оливия вновь вздрогнула.
Он промолчал. За это молчание Оливии хотелось его поцеловать, как и за многое другое, но она лишь произнесла:
— Спасибо.
— За что? — удивился Макс.
— За то уважение, которое вы мне оказывали всю эту неделю.
— Вы мне нравитесь, Оливия. И я вами восхищаюсь. Я не собираюсь подталкивать вас к чему-то такому, что привело бы вас в замешательство.
— Я знаю. И я благодарна вам за это. Многие мужчины об этом даже не подумали бы. — Оливия вспомнила о лорде Фенвике, о его прикосновениях, и у нее на спине выступил холодный пот.
— А должны были бы.
— Знаю. Но это не так.
— Чертов Фенвик, — тихо пробормотал Макс.
Оливия резко остановилась и посмотрела на Макса в полном отчаянии.
— Что?
— Что вам сделал Фенвик? — В его голосе прозвучала такая злоба, которую она от него не ожидала.
— Откуда вы знаете?
— Еще на балу у лорда Харфорда Фенвик рассказал мне о том неприличном предложении, которое он вам сделал, и что вы его отвергли. Впрочем, он не рассказывал, что именно тогда произошло.
Оливия отвернулась и скрестила руки на груди.
— Он ужасный человек. И он мне отвратителен.
— Мне он тоже не нравится. Но скажите, Оливия, Фенвик причинил вам боль?
— Нет. Но… думаю, что смог бы.
На щеках Макса заиграли желваки.
— Держитесь подальше от этого человека, Оливия. Я ему не доверяю. Если он причинил вам боль, я…
— Я буду сторониться его. Можете мне поверить: у меня нет желания его видеть.
— Хорошо, — облегченно вздохнул Макс. — К несчастью, он ваш сосед.
— К счастью, он редко бывает в Суссексе. А если я узнаю, что он приехал, я не буду выходить из дому, пока он не уедет. — Оливия старалась говорить решительно, но при одной мысли о Фенвике и о его поступке у нее холодело внутри.
Они долго шли молча.
— Я никогда раньше не встречал таких, как вы, Оливия Донован.
— Мы, Донованы, все немного необычные, думаю, на это повлияло наше прошлое. Оно было… — Она запнулась и покачала головой. — Понимаете… У нас был тяжелый период. Мой отец умер от малярии вскоре после того, как мы приехали в Антигуа. — Оливия сглотнула. Она выжила, а отец умер почти сразу, не пережив первого приступа лихорадки.
— Мне очень жаль.
— Отец оставил нас на острове очень далеко от дома, и мы были довольно бедны: пять сестер и мать, решившая сделать из нас настоящих леди, чтобы мы могли в один прекрасный день выйти замуж за настоящих английских джентльменов.
— Но вы взбунтовались.
— Не совсем. Моя мать ничего не знает о моем решении не выходить замуж. Эта новость ее бы просто взбесила.
Мать настояла на том, что в Лондоне Оливия будет скрывать свое слабое здоровье, но для Оливии это было чересчур. Сестры понимали ее, но мать не хотела ничего слушать, она была хитра и беспринципна. Любыми путями она хотела выдать дочерей замуж за подходящих мужчин, даже ценой полного подавления их воли и природы. Это была одна из многих причин, почему Серена позаботилась о том, чтобы мать осталась в Антигуа хотя бы на некоторое время.
— А что подтолкнуло вас принять такое решение?
— Лондон, среди всего прочего, — ответила Оливия, утаив истинную причину. — Особенно опыт лондонских сезонов.
— Почему? Большинство молодых леди стремятся выйти замуж именно во время сезона или после.
Она пожала плечами:
— Просто я почувствовала себя… ценным лотом, выставленным на продажу на аукционе. Я чувствовала, что должна показывать товар лицом, чтобы меня купил тот, кто предложит самую высокую цену. Все это привело меня в смятение.
— Понимаю.
— Но так чувствовала только я, а Джессика, например, наслаждается каждой минутой сезона. Я испытываю большое удовольствие, наблюдая за тем, в каком она пребывает возбуждении на балах и раутах. — Оливия рассмеялась. — У нее так много поклонников.
— Но не всех привлекает одно и то же.
— Даже если они сестры, — согласилась она.
— Да.
— Но я все же странная. Большинству женщин нравится эта суматоха, и это правильно. Такая романтика. Я, наверное, отличаюсь от них, потому что у меня отсутствует к этому интерес. А джентльмены… Сама мысль о браке… — Оливия пыталась более ясно описать свои чувства. — Какое-то время я размышляла о том, что делает меня счастливой — возможность проявить себя? Узнать, что мне уготовано судьбой? И я пришла к выводу, что брак с богатым лондонским джентльменом не устраивает меня точно так же, как и жизнь в моей семье. Я никогда не испытываю такого чувства удовлетворения, кроме того времени, когда меня окружают мои сестры и все они счастливы.