Эсме сделал Эмме предложение, и она была счастлива. Но поскольку беременность ее была уже заметна, они обвенчались потихоньку, а объявили обо всем уже потом. Когда Эмма узнала, как Монтгомери обманул Лили, она страшно испугалась и за себя, но потом выбросила все это из головы, упорно твердя себе, что Эсме принадлежит ей, пусть даже где-то в Нормандии его ждет целая дюжина жен.
Эдела и Хью решили обвенчаться. Но Эдела, как и Эдит, обручившаяся с Андре, чувствовала, что пока должна прятать свое счастье от Лили, не встречаться с ней и не вступать в разговоры. Это, впрочем, было совсем нетрудно: Лили по-прежнему держалась отчужденно, особняком.
Лили понимала, что надо что-то делать, необходимо вырваться из этого ада, в который превратилась ее жизнь. Она узнала, что отец Себастьян возвращается в Беркхэмстед, и в душе ее забрезжила спасительная надежда. Ясно, что в Годстоуне она не в состоянии больше оставаться, ей нужно куда-то уехать. Лили вспомнила о Робере де Мортене, выше него был только король. У нее есть кольцо Робера, есть его приглашение, чего же больше?
Мысль о том, что ее приезд к Роберу — поступок двусмысленный, ее не остановила. Ее будут считать нормандской девкой? Так она и есть нормандская девка уже целых полгода! В путь!
Утратив доверие ко всему свету, молодая женщина решила посвятить в свои планы только монаха. Но заговорила с ним об этом лишь накануне его отъезда. Лили показала отцу Себастьяну кольцо Робера и сказала, что хочет ехать вместе с ним, но что Ги де Монтгомери не должен об этом знать. Лили уложила его вещи вместе со своими. Она брала очень немногое: теплый плащ, удобное платье для путешествия верхом и одно бархатное платье. Лишний багаж обременителен, и, кроме того, каждое платье имеет для нее особое значение. Каждая складка этих платьев напоминает о Ги. А Лили решила порвать с прошлым.
И вот Лили сидит в своей комнате и размышляет, что делать с волосами. Пожалуй, для дороги хороши будут косы. Она обмотает их вокруг головы. Надо сделать это сейчас и постараться не разрушить прическу за ночь. Через час косы были тщательно уложены и закреплены. Лили приготовила дорожное платье и теплый плащ, разделась и легла, дрожа от возбуждения, но сон не шел к ней. Она вертелась на своем одиноком ложе, стараясь согреться, и вдруг замерла: кто-то пытался открыть дверь. Слава Богу, что она опустила засов! Но дверь распахнулась, и Ги влетел в комнату, выбив засов.
— Лили… я не могу без тебя! Видеть тебя ежедневно и не говорить с тобой, не прикасаться к тебе — это пытка!
— Прошу вас, оставьте меня, — спокойно ответила она.
— Не оставлю! — резко возразил Ги.
По его лицу было видно, что он не уйдет, несмотря на все ее просьбы. Разговаривать он не намерен, ждать не собирается. Ги уже был в постели, и его грубые прикосновения ясно сказали, что ее мольбы не достигнут его ушей, сопротивление и крики не помогут. Что ж, хорошо, у нее есть более действенное оружие — безразличие! Она будет равнодушна и холодна и не покажет ему, что он ей желанен. Какая же она дура! Ясное дело, это должно было случиться рано или поздно, раз она живет под одной крышей с ним. «Но больше этого не произойдет!» — поклялась она.
— Незаконность нашего брака ничего для меня не значит! Ты моя! Ты всегда будешь моей!
От ее близости у Ги голова пошла кругом. Его пальцы нашли нежное, шелковистое местечко у нее под грудью; ей стоило больших усилий остаться неподвижной и равнодушной.
Ги попытался прибегнуть к убеждению:
— Лили, когда мужчина находится рядом с красивой женщиной, не имея возможности удовлетворить свою телесную тягу к ней, — это мучительно!
Ответом ему было молчание. Лили отвернулась и уставилась в стену. Что говорить? Да и зачем? Любое возражение он использует для того, чтобы сделать так, как ему хочется.
— Ты хочешь наказать меня своей холодностью, но я расшевелю тебя, дорогая. Сопротивляйся, сколько тебе угодно.
Ги взял ее, и она закусила губу, чтобы не вскрикнуть. Он делал все возможное, чтобы сломить ее равнодушие и добиться отклика. Ее душа и разум не участвовали в происходящем, но тело могло предать, если она не будет держать его под железным контролем. Лили стиснула зубы, чтобы ни один ее стон не вырвался наружу. Ги сурово приказал ей:
— Отвечай мне, Лили!
И ее тело отвечало, но она скорее умерла бы, чем показала ему это. Опытный любовник, Ги знал цену словесным подстегиваниям. И вот он начал возбуждать Лили, рассказывая, как он может ее любить и ласкать, а руки помогали словам. Но Лили ничем не выдала своих чувств. Наконец Ги надоело обольщать ее. Он взглянул на нее, застывшую и презрительную, и грубо бросил:
— Я был прав. Все вы, бабы, — суки!
Ги резко повернулся и вышел из комнаты, грохнув дверью.
Глава 23
Лили не стала терять время на слезы, а сразу же привела в порядок прическу, потом оделась и, закутавшись в теплый плащ, побежала к отцу Себастьяну.
— Прошу вас, поедемте сейчас же, святой отец! Он спокойно посмотрел на нее:
— Расскажите, что с вами случилось, дочь моя?
— О святой отец, я не могу рассказать вам всего! Мне так стыдно!..
Похлопав ее по руке, отец Себастьян просто сказал:
— Дитя мое, меня ничто не может шокировать, но давайте поспешим. Без сомнения, вашу историю можно выслушать и по дороге. Но я, прежде чем отправиться в Беркхэмстед, заеду в Лондон повидаться с епископом Одо. Это устроит вас, дочь моя?
— Разумеется! Мне все равно, куда ехать, лишь бы поскорее выбраться отсюда. Но все-таки, святой отец, не лучше ли нам сначала поехать на запад, а потом повернуть на Лондон? Мне не хочется, чтобы меня завтра поймали и привезли обратно.
— Я знаю только главную дорогу на Лондон, но, конечно, можно поехать и окружным путем. Пусть будет так. — Отец Себастьян улыбнулся доброй улыбкой. — Думаю, в спешке вы не припасли еды? Вот вам пшеничные хлебцы и сыр — и в путь! Ваша лошадка привязана вместе с моими за конюшней. — Он усмехнулся. — Ведь вам и в голову не пришло, как вы выведете свою лошадь из стойла конюшни среди ночи, не наделав шуму, а?
Лили побледнела.
— Я ни о чем не могла думать, кроме отъезда. Простите, что вам пришлось думать за двоих. В будущем постараюсь быть рассудительнее.
— Поедемте, пока не рассвело. Я полагаю, что на большой дороге нам ничто не грозит.
Потрепав Зефиру по морде и ласково шепнув ей несколько слов, Лили уселась в седло, плотно завернувшись в плащ, потому что было сыро и прохладно, и они двинулись быстрой рысцой. Почти два часа они ехали молча. Когда рассвет провел алыми перстами первые штрихи на темном небе, Лили обратилась к спутнику:
— Как вы думаете, не остановят ли нас какие-нибудь нормандские воины?
— У меня есть грамота от короля, дающая право ездить по стране. Она запрещает кому бы то ни было чинить мне препятствия, а вы со мной, так что не беспокойтесь.
— Надеюсь, что вы правы, но, насколько мне известно, норманны наглы и поступают так, как им хочется, а не как следует.
— Норманны в большинстве своем религиозны, дочь моя. Моего присутствия достаточно, чтобы защитить вас.
— Если они религиозны, как они могут с такой жестокостью жечь и убивать нас, саксов?
— Норманн считает, что быть воином и в то же время быть религиозным — не противоречит одно другому. Перед битвой они всегда молятся, чтобы небо послало им победу, а потом благодарят его.
— А вы носите оружие, святой отец?