Ходили слухи, что когда-то он без сожаления убивал своих бывших друзей, не желая делить с ними власть. Я в это не верила – лихие девяностые всегда обрастали легендами. Но сейчас, когда он морально прессовал меня, обращаясь ласково – «Юленька», я понимала, что еще немного – и разревусь.
- Выросла, говоришь? Что ж, раз ты взрослая… пора послужить на благо своей семьи и приумножить деньги.
Я решительно ничего не понимаю. Смотрю, пытаясь осознать. Это как?
Отец все-таки введёт меня в бизнес? Он говорил, это произойдёт не ранее, ем я закону учебу. Решил наказать и заставить поработать в своей корпорации секретарем либо курьером? Ох, зря. Я специально запутаю все и саботирую, или, что вероятнее, найду того, кто будет пахать за меня.
- Отправишь развозить почту? Или обеды сотрудникам? – с вызовом смотрю в его лицо. – Так приумножить? Что еще? Карту заблокируешь? Машины лишишь? Посмотрим, далеко ли уедет на троллейбусе дочь самого Беляева…
- Возможно я бы так и сделал, - хмурится отец, - только моя ненаглядная дочь не умеет держать ноги плотно сжатыми. Кондуктору бы тоже дала?
Я не могу ему ответить. Знает, как больно бить. Горло сковывает слезами.
- Пап, ты же знаешь, что это не так… почему ты меня оскорбляешь?
- Я терпел до хрена! – повышает голос папа. – Ты такая же, как и твоя мать! Я её тоже в свое время снял с члена одного туза…
- Я не хочу это слушать! – закрываю уши, чувствуя, как начинают капать слезы. – Маму не трогай! Она ради тебя загубила карьеру модели, оборвала все контакты с подругами и родственниками. А ты… ты же никогда мне не мешал строить отношения и гулять с друзьями…
- Значит, ты можешь себе представить, как мерзко мне было наблюдать, как моя будущая наследница приходит домой под утро в говно. Как от нее разит мужскими парфюмами. А сливать твоих кавалеров, тоже было сомнительным удовольствием.
- Сливать? Ты… ты о чем?
- А ты думала, я буду молча смотреть, как эта орда жарит мою дочь? Или что их исключали из вузов по неуспеваемости? Твоё бешенство матки запороло ни одну жизнь. Имей это в виду, хотя… больше тебе подобное не светит. Пора остепениться и не позорить моё имя.
- Я никогда не… Тагир тебе что-то сказал? А меня не хочешь выслушать?
- Тагир? – холодно смеётся отец. – Нет, зачем? У тебя не в меру болтливые подруги. И такие же шлюханистые, как и моя дочь. Но довольно. Теперь ты у меня по-иному заживешь.
- Решил со мной, как с Вовкой? – стираю слезы, но не могу их остановить. – В армию, чтобы не позорил род? А потом лишить всего? За то, что твои враги просто подставили его неудачным монтажом?
- Это не твоё дело. Вечером приедет доктор, осмотрит тебя. Мало ли что ты подцепила своими потрахушками. И можешь начинать готовиться к свадьбе. Я хотел дать тебе возможность закончить учебу, но тебя отымеет пол Киева, пока доучишься…
Я могла сказать отцу, что у меня было всего трое мужчин. Первый раз это была школьная влюбленность. Второй – отношения на первом курсе. Третьим, собственно, и был Антон, я как будто мстила тем, кто получил моё тело и возгордился – спала с ним без обязательств. То, что однажды мы напились с Валерией и шалили, я не считала.
Был еще один случай, едва не забыла… Однажды одиночество и тоска свели меня с сыном друга семьи Максимом Косачем. Это был всего один раз, как бы сам Макс не пытался продолжить. Но я желала об этом забыть. Сплошное разочарование.
Шлюха? Это то, что заставляет клеймить девушку таким гадким прозвищем? И кто – родной отец…
Я не плакала очень давно. В детстве я выработала, как мне казалось, защиту от его тирании. Увы. Стоило услышать знакомую речь, и все это вызвало обильные слезы.
Я из-за этого даже не сразу поняла, что мне надо было заметить не слово «шлюха», а иное - «свадьба». Сильны были удары родом из детства, когда отец одним хмурым взглядом доводил нас с матерью до истерик.
Он никогда не обнимал меня. Самым ласкательные прозвищем в его исполнении было «хитрожопая» - когда я что-то успешно делала. Я лезла вон из кожи, чтобы заслужить его нежность – но тщетно.
Он стал ко мне добрее в мои пятнадцать, когда выгнал Вову из дома. Я не стала искать пояснения: мне было хорошо оттого, что отец сменил гнев на милость.
Но как оказалось, просто решил, что я продолжу его дело. Поэтому стал терпимее.
А сегодня ему все это надоело. Стоп… свадьба?
- Кто? – голос кажется мне чужим. – Кому ты решил продать свою дочь?
Хоть бы возмутился для вида. Что это не акт купли-продажи, а что отец реально желает мне добра, пусть и такого… извращенного.
Я как будто попала в параллельную реальность. В ней у меня даже нет права голоса. Потому что я помню этот взгляд, этот тон голоса. Детство. Совсем не радостное, оставившее неизгладимый отпечаток на моем сердце. И, возможно, превратившее меня в то чудовище, что я стала сейчас…
Весь мир крутился вокруг Вовки.
Я рано поняла, что в семье Беляевых на божничку поставили старшего брата, и наша с мамой доля в этом доме – во всем ему угождать.
У моих подруг тоже были старшие братья. Они заботились о них. Били морду хулиганам, кто обижал. Баловали. У нас – все наоборот.
В семье было две детей. Наследник клана… и я, собственно. Должна была быть принцессой для отца, но что-то пошло не так.
За меня никогда не заступались ни отец, ни мать, когда Вовка с приятелями ломал моих кукол, отбирал игрушки и жестоко разыгрывал. В первый раз, когда я дала отпор, меня поставили в угол на гречку. Я плакала, от чувства несправедливости разрывалось сердце. Отец категорически не хотел меня слушать. Мама… она тоже злилась на меня. Говорила – не провоцируй его. Жалела только няня, Ольга Олеговна, за что в скором времени была уволена.
Я возненавидела брата после того, как он впервые поделился со мной пирожным. А затем сказал отцу, что я его украла. Отец довел меня до рыданий, а Вовка ухмылялся.
«Привыкай, писюха, ты должна меня во всем слушаться. Иначе я уговорю отца отправить тебя в детский дом. Как думаешь, сразу согласится? Или спустя час?»
Сейчас, с высоты прожитых лет, я даже жалела Вовку. Избалованный братец в итоге за это поплатился. Вседозволенность сыграла с ним злую шутку.
Сначала был алкоголь, разврат, легкие наркотики… а затем друзья, у которых он так часто ночевал. Отец даже тогда ничего не заподозрил. Вова увлекся компьютерным моделированием, все списывали на это увлечение.
Когда открылась правда, отец сошел с ума. Я думала, рухнут балки нашего дома – так сильно он орал, крушил мебель, едва не избил мать. Я была не по годам умным ребенком, и фраза «Это ты родила п…раса!» навсегда отпечаталась в моем сознании.
Вова… он как будто вырос на десятилетие за этот день. Осунулся, сгорбился, уголки губ опустились. Собирал свои вещи трясущимися руками. Но и тут отец вывалил содержимое чемоданов, отобрав дорогие гаджеты и шмотки.
Мать глотала слезы, но возразить не смела. Впервые мне стало жаль моего брата. Я кинулась его обнять, несмотря на ледяной тон отца – они боялись, что я заражусь через объятия вирусом гомосексуализма.
- Малая, никогда не давай им решать за тебя и диктовать, как тебе жить. За меня не волнуйся, я не пропаду! – Вовка взъерошил мои волосы и покинул дом навсегда.
День я проревела, а потом случилось чудо.
Отец сменил холод и строгость на тепло и нежность. Открыл двери дома для моих подруг, вечеринки стали неотъемлемым атрибутом моей новой жизни. Подарки, в которых я больше не знала отказа. Лучшая одежда, лучшие репетиторы. Как будто вся сила любви, что ранее доставалась ныне опальному Вове, обрушилась на меня вмиг.
Поначалу я ощущала себя напуганной и растерянной. Такой разительный контраст не мог не ударить по психике. Все время казалось, что сейчас отец прервет этот вечный праздник и отправит меня в угол на гречку. Но время шло, и корона семьи Беляевых перекочевала на голову новой наследницы.