Едва оказавшись вдали от приемного отца, Юра начал строить жизнь по собственному разумению. Карьеру офицера он считал для себя наиболее подходящей, и за то, что отец пристроил его именно в суворовское, Юра был от души ему благодарен. Возможно, я зря иронизировала, и отец действительно думал о будущем Юры, а не преследовал цель поскорее избавиться от мальчишки.
Когда Юра получил возможность бывать там, где хочется, ему не к кому было поехать. Следы своей матери он потерял, да и не хотел их разыскивать. Сам он женился рано и неудачно. Я никогда не расспрашивала Юру об этом, признавая право брата отгородиться от неприятного прошлого. И оставшись совершенно один, самостоятельный взрослый мужчина решил найти и согреть своими редкими посещениями маленькую одинокую девочку, которая, в сущности, не имела никакого отношения к его жизни.
Видимо, Юрке дорогого стоил этот рассказ, он боялся оттолкнуть меня от себя, но я сама удивлялась своей реакции: я не придала значения его словам. К тому времени я уже так привыкла к Юрке, к его редким коротким визитам, забавным историям и искреннему интересу ко всему, что касалось меня, и известие, что он и не брат мне вовсе, нисколько меня не расстроило. Мне уже стало очевидным его намерение не пускать мою жизнь на самотек, и я ничего не имела против.
Я становилась взрослой, изменялись и наши встречи. Хотя и теперь Юрка очень немногое доверял мне из своей жизни, мне было известно, что мой брат -- сотрудник одного из управлений службы безопасности. Я знала о его делах не больше, чем прочла бы в любом детективном романе, а потом и вовсе выяснила, что Юрка просто нес всякую чепуху, лишь бы развлечь меня и отвязаться от расспросов. Но его скрытность лишь заставила меня проникнуться уважением к тому, чем занимались Юрка и те шесть человек, которыми он руководил. Если об этом нельзя было рассказывать, значит, в моем понимании, это было что-то стоящее.
В шутку, ради того, чтобы просто поиграть со мной, Юра обучал меня разным своим хитростям: наблюдательности и умению извлекать информацию из мелочей, правильной постановке вопросов и секретам диалога, умению вести разговор так, чтобы собеседник сам без нажима рассказывал все, что нужно, и всяким другим пустякам из области психологии общения. Потом я отрабатывала все это на своих подругах по интернату и приходила в восторг от результатов. Иногда Юрка показывал мне приемы какой-то странной борьбы и больше меня радовался, когда у меня что-то получалось. Я очень боялась разочаровать его и старалась вовсю. Юрка казался мне самым добрым и умным человеком на свете.
Когда я видела свои странные сны, мне очень хотелось увидеть именно Юрку на пороге того желанного дома. Это стало бы для меня свидетельством того, что мы с ним никогда больше не расстанемся. Но сон всегда кончался одинаково, и поэтому сердце мое при пробуждении тревожно билось, и слезы сами лились из глаз.
Как и все на свете, кончилось и мое сиротское детство.
И вот три года назад Юра пообещал приехать в день моего семнадцатилетия и забрать меня с собой. Но в этот день он не появился. Я не находила себе места. Когда, наконец, через неделю меня позвали в кабинет директрисы, я обнаружила там взволнованную Веру Сергеевну и хмурого мужчину, совершенно мне незнакомого. Он поднялся навстречу и не сразу заговорил, а некоторое время сосредоточенно глядел себе под ноги. Он был довольно высоким и худощавым. Густые и лохматые медные волосы не позволяли сразу разглядеть выражение его склоненного лица. Наконец, вздохнув, он поднял голову, взглянул на меня усталыми и слегка припухшими глазами. От этого взгляда мне стало не по себе. "Меня зовут Олег", -- услышала я низкий хриплый голос. -"Тебе придется поехать со мной".
Он посадил меня в видавший виды жигуленок и повез в Питер.
В тот вечер мне удалось узнать только, что Юрий Орешин после полученного две недели назад ранения находится в больнице в тяжелом состоянии. Положение по-настоящему угрожающее, а потому нам надлежит поспешить. Почти всю дорогу мы молчали, не испытывая никакой потребности разговаривать. Я даже не представляла, до какой степени мой новый знакомый разделяет мое горе, не подозревала, каково ему было мотаться за неизвестной девчонкой в то время, как его друг умирал в больнице.
Мы добрались до реанимационного отделения военного госпиталя в нашей славной северной столице, и с той минуты на многие недели вперед время растянулось для меня в один огромный безнадежный день. Все впечатления слились в одну мучительную картину: белоснежная палата, несчетное количество аппаратуры, снующий туда-сюда медперсонал, писк приборов, звякание инструментов... И безжизненное лицо брата, серым пятном выделяющееся на стерильных больничных простынях. В первые секунды я не узнала Юру: лежащий в больничной палате человек был старше на добрый десяток лет. Запавшие глаза, сухие, серые губы, прозрачная, мертвенно-бледная кожа превратили его в незнакомца. Он не приходил в себя очень долго, в его исколотые руки уже невозможно было вставить иглу капельницы. Какая-то сволочь изрешетила брата пулями, и надежды на то, что он выкарабкается, не было почти никакой.
Я проводила с ним все время, просто сидела рядом, когда была такая возможность, и молилась. Я молила судьбу, небо, Бога не отбирать у меня Юрку. Олег Середа, время от времени наведывающийся в больницу, почти не разговаривал со мной, он только успевал немного посидеть с Юрой. Олег был по-настоящему подавлен свалившимся несчастьем, и я догадалась, что связь между этими мужчинами прочней, чем обычные служебные отношения.