Голос свой не узнаю. Руки трясутся. Ощущаю себя ёбанным неврастеником…Мне уже ни хрена в этой жизни не поможет. Никакие лекарства, никакая нахуй психотерапия, ибо я просто сдох вот в эту самую секунду. А ей и сказать толком нечего…Выходит, она всё это заранее спланировала. Она и этот ёбанный Фил, в рот ему ноги. Который убил моего племянника, убил девушку брата, и она всё это знала…Выходит, она всё это время просто слушала меня, как какого-то придурка, и ни хрена по-настоящему ко мне не чувствовала…
— Глеб, я всё могу объяснить…Просто…Это… — она пытается что-то блеять, а у меня зуб на зуб не попадает.
— Скажешь, что не ты поставила в кабинет отца прослушку? Скажи, что не ты. И похер. Я всё прощу, Кать…
Как же я жалок…Как, блядь, сломан.
— Я…Глеб…Это была я, но…
Не успевает она договорить, как я со всего размаху швыряю свой сраный телефон в окно, разбивая его ко всем чертям.
— Это всё твой отец… Я думала, что…Я хотела…Помочь тебе узнать правду, — мямлит она, будто слов найти не может. Как пиздеть мне и ложиться под кого-то ради бабла, смелая. А как в глаза смотреть и говорить, так выходит какой-то невнятный сучий бред. Поэтому бабки от меня не принимала? Слишком, блядь, противоречило её моральным принципам? Брать и от врага показалось слишком непрофессионально? А ложиться под него типа норм или чё?
— Да мне похуй, что ты думала и что хотела…Тотально похуй…Пиздец…О правде она заговорила…Нихуя себе…После всего…
Когда получил сообщения с фотографиями, думал, что сгорю к хуям прямо на месте. Ничего хуже и придумать было нельзя. Наконец и меня уничтожили изнутри полностью. Выжгли нутро напалмом. Она на всех фотографиях с ебаным Соколом. И в автосервис он к ней приезжал, и в клубе мило болтали, и в каком-то обоссанном ресторане с ней чуть ли не за руку держался, переписывались о том, как наёбывали мою семью за глаза. Но сейчас она ведет себя ещё хуже…Даже не сопротивляется, не объясняется, не отнекивается, а просто мямлит, блядь, несёт какую-то чушь…Словно я не заслуживаю никакого вразумительного диалога.
— Фил сказал, что это твой отец заказал Лину и… — продолжает она, вызывая у меня паническую атаку. Вот ведь конченная с…
— Закрой, нахуй, свой рот и не смей вообще хоть когда-либо произносить её имя в моём присутствии…
Коротит так, что не могу вдохнуть воздуха, хотя грудь распирает от боли. Я вдруг начинаю думать о том, о чём боялся думать с самого начала…
— В ту ночь…Я спросил тебя, почему именно в ту ночь ты отдалась… Это было не просто так, да? Ты знала, когда надо отвлечь, чтобы клуб сожгли дотла? Чтобы этот хуесос его сжёг… Ты и это устроила, верно?… Бляяяядь… — расхаживаю по кабинету в состоянии полнейшего деструкта. Тру рукоятью висок. Мне кажется, что внутри меня что-то щёлкает. И скоро состоится крупномасштабный взрыв.
— Ты реально так думаешь? — спрашивает она дрожащим голосом, и, как всегда, охуенно играет. Глаза на мокром месте, а моё сердце на куски и навылет.
— Ебать, ты — актриса…Погорелого театра, блядь, Катя! Это пиздец…Я же…Пиздец, пиздец, пиздец! — кричу, не в состоянии даже сидеть на месте. Просто хожу по кабинету и размахиваю пистолетом как умалишенный.
— Глеб, успокойся! Дай мне объяснить, блин! — выплевывает она новый яд, а мне уже вообще нихуя слушать не хочется. Она меня в фарш, блядь, изрубила. Ошмётки мои по всей вселенной разбросала. Внутри колотун, как на Северном полюсе. И ненависть. Лютая неконтролируемая ненависть, которой мне бы с удовольствием хотелось её захлестнуть.
— Ты знала, сколько стоит моя тачка…С самого начала…Вы собирались в мой, сука, клуб…Это чё, блядь, с самого начала был разъёб?! С самого, сука, начала? У него ты брала бабки? За то, что докладывала? За то, что сливала ему моего батю? — столько мыслей в голове, а она просто молчит. Молчит, блядь, а я хочу удушить её. Хочу, блядь, прихлопнуть, как сраную муху. — Хули ты молчишь, блядь?! Дешевка ты ебаная! В постель легла…Сука. Глаза замылила. Одурманила, нахуй. Опоила собой. Ебать…Какой же я придурок…И как низко ты пала…Ты же для меня всем была… — успокоиться не могу. Я будто реально не понимаю, для чего теперь жить. Это так больно, что ни одной фразой не описать.
— Глеб…
— Глеб, Глеб, Глеб, сука! Думаешь я, блядь, имени своего не знаю?! Это всё что ты можешь, нахуй, сказать?! После того дерьма, что я увидел?! После всей хуйни, что о тебе узнал?! Я, блядь, впервые с кем-то хотел жизнь связать. С матерью тебя познакомил, в дом привёл! Какая же ты…Сука…Конченная мразь!