Посылки из США от брата отца были важной частью той бедной жизни. Они помогали продержаться нашей семье в послевоенные годы. Мать постоянно перешивала какие-то вещи для меня и моей сестры. Из-за нищенской зарплаты отец работал по две смены. Его организм истощился до такой степени, что он еле дотянул до пенсионного возраста. Один из его приятелей говорил, что Советы эксплуатируют своих рабочих так, как не снилось капиталисту. С уходом же отца на пенсию семья едва сводила концы с концами. Мы жили в бараке до 1956 года. Помню, как наивный отец, пробуя выбраться из барака накануне приезда брата, записался на приём к секретарю райкома, чтобы сказать: он, хотя и беспартийный рабочий, но думает, что нельзя компрометировать Советский Союз и показывать Америке в лице его брата этот аварийный барак. Потому и просит секретаря райкома дать указание переселить его с семьёй немедленно. На что секретарь райкома беспартийному рабочему ответил: «Америка знает, что у нас пока трудно с жильём!»… В конце концов, аварийный барак пошёл на слом. Нас, в числе других жильцов, переселили в пятиэтажный дом. Но тут возникла проблема – у нас не было холодильника, ведь в бараке продукты мы хранили в подполе. Купить холодильник мы смогли лишь после распродажи одной из посылок американского дяди.
В случае с юным князем вопрос что надевать был вторичным. Когда Никита вновь стал школьником, в Болгарии только-только ввели советскую систему образования. Взамен прежних школ с 12-летним обучением появились десятилетки. Проблем со школьными дисциплинами у Никиты, тем не менее, не было. Он преуспевал по всем предметам, за исключением политических наук. Ему приходилось вместе со всеми изучать историю партии русских большевиков и, отвечая на уроках, произносить автоматически всё, что читал в учебниках. Одна из преподавателей пожаловалась матери Никиты: «Мальчик слушает внимательно, когда я объясняю. Но когда вижу его глаза, мне кажется, он смеётся над всем, что я говорю». Нет, он не смеялся, конечно, а просто жил так, как система хотела: двойной жизнью. Ведь он был сын «врага народа». Они с матерью покупали этой двойной жизнью право снова не оказаться в тюрьме. Из всех видов спорта, предлагаемых школой, Никита выбрал плавание.
– То, что я отсидел, меня покорежило, но появилась воля. Я понял, что силой воли и трудом можно многого добиться. Я стал заниматься плаванием по своей программе. Если школьная команда тренировалась шесть дней в неделю, то я себе не разрешал отдыхать ни одного дня. Я ходил в центральный бассейн в Софии, покупал билет и плавал ещё и по воскресеньям. Вначале я не был самым крепким пловцом. Но благодаря постоянной тренировке вскоре стал чемпионом Болгарии среди юношей. Никто из моих товарищей не догадывался: я выбрал плавание, чтобы бежать. Поэтому с наступлением сезона тренировался ещё и в море. Я всё подсчитал: мне нужно было проплыть три мили перпендикулярно берегу, потом шесть миль вдоль берега и три мили обратно к берегу, уже турецкому…
Никита упорно шёл к своей цели все годы учёбы и решил осуществить намеченное сразу, как только закончит школу. Пока же увлекался не только спортом, но и геологией. Позже это увлечение сыграет решающую роль при поступлении его в Оксфордский университет. Порой, бессознательно, он готовил себя к главному прыжку, который определит всю его жизнь – к эмиграции.
Он накапливал знания в самых различных областях, в том числе музыке. Кстати, Никита вырос на классическом оперном репертуаре. В пять лет родители впервые привели его на оперу Сметаны «Проданная невеста», а затем на «Аиду» Верди. Этот серьёзный репертуар привил мальчику любовь к опере на всю жизнь. В 18 лет Никита был не только всесторонне образованным, но и физически окрепшим. А главное, он действительно выработал в себе к этому времени сильный характер.