Март 1953 года. В день, когда умер Сталин, Никита был у своего приятеля, Любомира Левчева. По его предложению, решили послушать Лондон, радио Би-би-си. Отсюда узнали, что происходило в Советском Союзе после кончины тирана. Что-то должно было поменяться в мире. А вдруг удастся всё-таки покинуть родину без нового побега, официально. Ведь в противном случае он должен будет оставить в Софии больную мать.
С мыслью уехать Никита жил все время после выхода из тюрьмы. Тюрьма ожесточила его и сделала непримиримым противником Советов. Он был осторожен, но всё-таки, что называется, «играл ва-банк»: открыто встречался с иностранцами, ходил в гости к дипломатам. Ему дали возможность закончить школу. Но теперь угроза ареста висела над ним вполне реально.
– Вырваться из Болгарии было не просто: никто из официальных лиц не собирался помогать семье репрессированного белоэмигранта. Мой дядя, Николай Васильевич Вырубов, обратился во французское Министерство иностранных дел с просьбой выдать сестре французский паспорт. Благодаря его военным заслугам, Министерство указало французскому послу в Софии выдать паспорт маме. У меня не было никаких документов. Я был просто вписан в паспорт матери…
Сделаю отступление. Тема беспаспортности мне очень понятна. В Англию я въехал по советскому паспорту. И, просрочив срок туристической визы, старался его нигде не показывать. Английские юристы пробовали доказать эмиграционным властям невозможность моего возвращения в Советский Союз. А я жил по временному пропуску корреспондента «Русской службы» Би-би-си. Этот пропуск, обновлявшийся каждые три месяца, был моим единственным документом. Пропуск корреспондента Би-би-си я предъявлял не только при посещении выставочных залов, галерей, музеев, дворцов, вечеров, но даже в банке. Пропуск помог мне записаться в читальный зал Лондонского университета.
Когда мой добрый приятель Саша Донде, руководитель отдела Би-би-си, привёл меня в библиотеку факультета славянских языков Лондонского университета, это стало для меня настоящим шоком. На полках в открытом доступе стояли полные комплекты диссидентских журналов «Грани», «22», «Страна и мир», «Время и мы», «Континент», «Синтаксис». Там я нашёл роман Василия Гроссмана «Жизнь и судьба». Солженицына я прочитал в «самиздате», а вот Гроссмана не успел. Его издали в СССР, когда я уже уехал. На Би-би-си в «Русской службе» я познакомился с Игорем Голомштоком, помогавшим переправлять в Англию и перевести на английский этот великий роман… Всё это случалось в моей жизни благодаря жёлтой карточке корреспондента Би-би-си, которая хранится у меня. Ведь благодаря этому пропуску я получил в Британской библиотеке читательский билет сроком на пять лет. Это был ещё один документ в мои первые годы эмиграции. Других у меня не было.
Но вернёмся к рассказу Никиты Дмитриевича.
– Итак, формально мы с мамой теперь имели право покинуть страну. Но, несмотря на это, нас не выпускали. Помог случай. В то время в Софии послом был Жак Арал Парис, а его замом – Ромен Гари, участник «Сопротивления», соратник генерала де Голля, известный французский писатель. После войны де Голль ввел в МИД и на другие ключевые посты своих друзей, проверенных на войне. Гари узнал, что Болгария купила – по аккредитиву – у французского завода «Шнедер» два электрических локомотива, которые должны были быть доставлены в Софию через разделенную на зоны союзников Вену. Железная дорога как раз проходила на «французской» территории. Гари знал наши проблемы. В Софии, кроме нас, было еще четверо французских граждан, которых тоже не выпускало болгарское правительство. Поэтому он воспользовался возможностью, позвонил своему коллеге в Вену и попросил задержать локомотивы: есть, дескать, ошибка в аккредитиве. Кто посмеет проверять соратника де Голля? Посол в Вене задержал локомотивы. Через три дня МИД Болгарии послал своего представителя к Гари спросить: как насчет локомотивов? Гари ответил: «А как насчет французских граждан в Софии?» Болгары поняли… Нам дали 48 часов на сборы. Дедушка в Париже купил нам билет на «Восточный экспресс».
Так Никита очутился в Париже.
– В Париже мы с мамой, – вспоминает князь, – поселились у деда и жили за счёт его щедрости. Но дед уже был пожилым и мы не могли рассчитывать на него. Мне надо было выбирать свой путь. Дедушка полагал, что мне надо остаться во Франции и выучиться на юриста. Я думал иначе и мечтал стать геологом…