Совершенно по-другому повёл себя Никита. И вовсе не потому, что он знатного происхождения, моложе, формировался в англосаксонской традиции, имел в запасе четыре языка. Знания, сами по себе, очень нужны. Они – не главное для успешной эмиграции. В памяти у меня осталась очень образованная филолог, защитившая в Москве диссертацию, эмигрировавшая в США с прекрасным английским. Но по сей день она служит секретарём при начальстве в гостинице исключительно из-за своей инертности. На примере же Никиты можно утверждать, что главное – характер, воля, умение учиться, быстро перестраиваться, адаптироваться в новой среде.
Впрочем доверимся воспоминаниям юного князя.
– Летом 54-го года мы с мамой жили на даче дедушки. Там я занимался без всякого преувеличения, день и ночь, потому что при поступлении в Оксфорд, помимо безупречного английского языка, требовалось знание латыни. Дедушка нашёл репетитора-священника в соседней деревне. К нему я всё лето ездил на велосипеде. Зубрил целыми днями все дисциплины, по которым надо было проходить собеседования и сдавать вступительные экзамены. Четыре месяца занятий принесли плоды. Незадолго до приёмных экзаменов, во время ужина в доме у крёстной, я немало удивил сидевших за столом, когда свободно изъяснялся на латыни…
Став же студентом, Никита с первого дня учился без всякого отдыха. Дело доходило до того, что он даже оставался в Оксфорде на каникулы. Договаривался с охранниками, которые пускали его с приятелем в помещения факультета геологии по воскресным дням. Таким же образом исхитрялся попадать в библиотеку в дни и часы, когда она была закрыта для всех. Никита откровенно игнорировал студенческие попойки. Он держался особняком. Кстати, предметом зависти в студенческой среде стало… и его жильё. Опоздав с подачей заявления о поступлении в университет, он с опозданием получил уведомление о зачислении его студентом.
Прибыв в Оксфорд, обнаружилось, что все места в общежитии геологического факультета уже заняты. Оставалась свободной на самом верху лишь двухкомнатная квартира с ванной только что ушедшего в мир иной настоятеля местной церкви. Туда и поселили Никиту, что выглядело, конечно, не очень справедливо! Все студенты перед завтраком бежали через двор в общий умывальник или обтирались снегом, а у Никиты была собственная настоящая ванная! Эта ситуация настораживала окружающих и давала ему возможность держаться в стороне от обычных студенческих сходок. Впрочем, такая настороженность и сдержанность была Никите на руку в первый год учёбы. Ведь вызывал подозрение и сам вопрос, почему он, эмигрант из Болгарии, был зачислен студентом. Это ему удалось узнать много лет спустя.
– В 1994 году, – вспоминает Никита Дмитриевич, – во время обеда в «Гарик», лондонском клубе деятелей искусства, актёров и писателей, куда Исайя Менделевич пригласил нас с Ниной, я, как-то между прочим, сказал: «Знаете, я совершенно не понимаю и теперь, как мне удалось получить стипендию в Оксфорде в 54-м!». Берлин ответил вдруг: «Я очень хорошо знаю, почему вы получили эту стипендию. Я был членом жюри. И прекрасно помню этот случай, потому что претендентов было 25 человек. Часть из них была кандидатами на такие специальности, как история, правоведение, политология, философия, экономика, языки, – только один человек хотел стать инженером. Мы обсуждали, кто из наших кандидатов будет наименьшим бременем для британской казны, если решит остаться в Великобритании. И все мы единодушно проголосовали за инженера, потому что у инженеров в любое время бывает работа, хорошо или плохо оплачиваемая, а значит, им не требуется пособие по безработице». Помню, я был ужасно шокирован таким ответом, потому что полагал: знания, моя подготовка сыграли решающую роль! Иначе мне не предоставили бы возможность учиться в Оксфорде на эту стипендию. Этот циничный прагматизм меня возмутил и я сказал Исайе Менделевичу, что за такое решение, например, в парижской Сорбонне всех профессоров – членов жюри просто выставили бы с работы. Во Франции меркантильная формулировка невозможна…