– Прости, что не сказал тебе раньше. Когда дело касается Дженни, я делаю все возможное, чтобы держать ее подальше от посторонних глаз. Хочется, чтобы она выросла как можно более нормальной, а мое прошлое и мои связи... – Декер на мгновение замолкает. – Все усложняют.
Я смотрю на него, радуясь, что приехала сюда сегодня вечером. Дженни – милый ребенок. Тем не менее, я до сих пор испытываю внутренний дискомфорт. Слишком много информации сразу, и нужно не торопиться. У меня есть работа, которую необходимо выполнить, и у Декера тоже.
Оглядываюсь убедиться, что Дженни нас не подслушивает.
– Та женщина в офисе… Моника? Какое место она занимает в твоей жизни?
Декер вздрагивает при звуке ее имени, и его лицо морщится, будто он только что понюхал бутылку уксуса.
– Она уже давно исчезла из поля зрения. Дженни ее не знает, и Моника на самом деле тоже не хочет ее знать, она просто... это сложно.
Я ставлю свой кофе на стол.
– Ты пригласил меня, чтобы обо всем рассказать, Декер, и я приехала. Поэтому ответь, что в этом такого сложного.
Он вздыхает.
– Я познакомился с Моникой в колледже, на пике своей бейсбольной карьеры. Мы даже не встречались всерьез. Это не было связью на одну ночь, но и не было отношениями. Просто интрижка. Все шло своим чередом, пока она не сказала, что беременна. Я даже не был уверен, мой ли это ребенок, но она поклялась, что у нее больше никого не было. Иногда она может быть манипулятором, но не лгуньей. Моника не была готова к ребенку и с трудом сообщила эту новость. Я тоже не был готов, но не знаю...
Я махнула рукой, ожидая продолжения.
– Мысль о ребенке, об этом крошечном человечке… Моника говорила о прерывании беременности. Она знала, насколько важна для меня была бейсбольная карьера. Меня зафрахтовали в первом раунде и предложили миллионы долларов. Все должно было стать проще простого для нас обоих. Я понимал, что быть молодым родителем будет нелегко, но попросил Монику оставить ребенка. Она была потрясена и произнесла речь типа «мое тело, мое решение». Я объяснил ей, что дело не в каких-то политических или духовных убеждениях. У меня просто было предчувствие. Я сказал, что если она сделает это для меня, если родит, то я позабочусь о том, что Моника не будет ни в чем нуждаться, пока ребенку не исполнится 18 лет, даже если ей не придется стать частью жизни малыша.
– На самом деле, это условие являлось частью сделки. Монике не разрешалось видеть ребенка или приближаться к нему. Когда родилась Дженни, Моника отказалась от своих родительских прав, и мы все узаконили. Я покончил со своими бейсбольными мечтами и стал отцом-одиночкой. Независимо от того, насколько ты хорош, ты всегда проводишь несколько лет в низшей лиге и путешествуешь на автобусе и самолете. Я бы ни за что не позволил младенцу пройти через это. Поэтому сменил курс и занялся юриспруденцией. Те годы были тяжелыми, но полезными. Моя семья очень помогала, пока я учился в юридической школе.
Все это звучит безумно. Я не могу себе представить, что в принципе продала бы своего ребенка.
– Значит, она просто отдала тебе Дженни? В обмен на ежемесячную зарплату?
– Я обещал помочь ей материально, если она не будет мешать. Моника согласилась.
– Вау, – я теряю дар речи. Никогда по-настоящему не думала о том, чтобы завести семью, но не смогла бы бросить своего малыша. На самом деле я не в том положении, чтобы судить – никогда не переживала ничего подобного. Если обе стороны были откровенны и честны в своих потребностях и желаниях, то это звучало почти как здоровая сделка.
– Да, – Декер потирает подбородок. – Я бы ни за что на свете не изменил своего решения. Эта девочка – моя жизнь. – Декер секунду вертит в руках чашку, затем ставит ее на стол. Его тлеющий взгляд останавливается на мне. – Ты мне очень нравишься, Тейт. Но в то же время Дженни для меня важнее всего сейчас и останется такой до тех пор, пока не станет достаточно взрослой, чтобы выйти в мир.
Я киваю.
– Понимаю. Честно говоря, думаю, это здорово, что ты так увлечен и заботишься о своем ребенке. Не многие пошли бы на такое. Были ли у тебя проблемы с женщинами в прошлом? Я имею в виду их отношения с Дженни.
– Нет. – Декер отвечает на вопрос немедленно, без намека на какие-либо сомнения.
– В самом деле? Никогда?
Он на мгновение замолкает, по-видимому, обдумывая, что сказать дальше.
– Хочу кое в чем признаться.
– Слушаю.
– Ты единственная женщина, с которой я встречался и которую познакомил с Дженни. И пригласил к нам в гости, если уж на то пошло.
Мое сердце замирает. У меня такое чувство, что глаза вот-вот вылезут из орбит. Дженни сколько, четырнадцать? И Декер никогда не встречался с другой женщиной и не приводил ее в дом, чтобы познакомить с Дженни?
Коллинз никогда не выглядел настолько серьезным.
– Я чрезвычайно осторожен, когда дело касается дочери. Моника никогда с ней не встречалась. Я все еще привлекаю внимание СМИ из-за сферы услуг и бейсбольного прошлого. Не хочу, чтобы другая женщина приходила сюда, знакомилась, а потом уходила и разбивала ей сердце. Ты первая, и, честно говоря, мне страшно.
Услышав его признание, я встаю со стула и сажусь Декеру на колени. Обнимаю его за шею, и наши губы сливаются воедино.
Он на секунду отстраняет меня, не сводя с меня глаз.
– Слияние должно произойти. Тогда все получится, Тейт, я серьезно.
– Так и будет, – шепчу я, целуя его в шею.
Декер смотрит мне в глаза.
– Нет, ты не понимаешь. У меня осталось четыре года с дочерью, прежде чем она поступит в колледж. Если слияние произойдет, я смогу каждый день уходить из офиса в пять. Смогу готовить ужины, ходить на ее школьные мероприятия, быть нормальным отцом. Если оно провалится, я буду вечно наводить порядок в офисе – у нас новые клиенты, которые продолжают подписываться, их так много, что за всеми не угнаться. Я уже работаю по семьдесят часов в неделю. Это слияние – мой билет в нормальную жизнь с дочерью. Мне никогда не вернуть этих лет назад.
Я глажу его по щеке. Не знаю, слишком это интимно или нет, но мне кажется, что это правильно. Его любовь к дочери напоминает мне моего собственного отца. Они двое такие разные и в то же время такие похожие. Мой отец научил меня стрелять из ружья, ловить рыбу и ездить верхом на лошадях, но всеобщее отцовское чувство осталось прежним. Я помню, какой особенной была эта связь для меня, и хочу, чтобы у Декера была такая же связь с Дженни. Она бесценна.
– Декер, слияние состоится. Никто ничего не испортит, кроме нас самих.
– Это и пугает.
Понимаю, что он обнажает передо мной свою душу прямо сейчас, когда в этом нет необходимости. Ставки для Декера небывало высоки.
– Мы ничего не испортим.