Горькая правда заключалась в том, что она не сумела бы отвергнуть домогательства этого негодяя, не подоспей вовремя Мак-Алистер. Ей не хватало роста, недоставало силы, и самое главное — она растерялась и не знала, как себя вести.
Этот случай оставил у нее ощущение бессильной слабости и… ослепляющей ярости. Как он посмел?
Как смеет приставать мужчина к женщине? Что с того, если бы она на самом деле была любовницей Мак-Алистера? Она ясно дала понять этому ничтожеству, что ей не нужны ни его деньги, ни он сам. Он не имел ни какого права пренебрегать этим, отмахиваться от ее сопротивления с таким видом, будто все это не имело никакого значения. Словно сама она была пустым местом. Но он повел себя именно так, а не иначе. Потому что он был мужчиной, а она — женщиной, и он мог сделать с ней все, что захотел бы. Потому что она ему позволила.
— К черту, к черту, к черту, — пробормотала она себе под нос. — К распроклятому черту!
Забыв о Мак-Алистере, она остановила свою лошадку, развернулась в седле и принялась рыться в переметных сумках.
Эви так увлеклась, что даже не заметила, как Мак-Алистер подъехал к ней. Не замечала до тех пор, пока он не заговорил:
— Что вы ищете?
Эви наконец-то извлекла на свет божий пистолет, который вручила ей миссис Саммерс.
— Вот что.
— Уберите его.
— О, конечно. С большим удовольствием. Но только после того, как я пристрелю того негодяя.
Мак-Алистер схватил ее лошадь под уздцы.
— Немедленно.
— Нет. Отпустите меня. Я возвращаюсь.
Он соскочил с коня, не выпуская из рук поводья. И Эви не успела поинтересоваться, что он задумал, как Мак-Алистер быстро подхватил ее на руки и ссадил с лошади.
Ощутив под ногами твердую землю, она тут же толкнула его. Несильно, скорее от отчаяния, нежели стараясь сделать ему больно.
— На сегодня с меня хватит унижений! — выпалила она. — Все, довольно!
— Я знаю. Отдайте мне пистолет, Эви.
В его голосе прозвучало понимание, а в руках, которыми он по-прежнему обнимал ее за талию, чувствовалась нежность.
А ей вдруг захотелось ударить его по лицу рукояткой пистолета.
Потому что сейчас ей меньше всего на свете требовались сочувствие и доброта. Они разрушали ее яростную решимость, а ведь только она не позволяла девушке впасть в состояние слезливой беспомощности.
— Это не ваш пистолет.
Ну вот, теперь она ведет себя, как маленький ребенок, но уж лучше так, чем… по-другому.
— Знаю, — негромко и мягко повторил он.
— Миссис Саммерс дала мне его, с тем чтобы я воспользовалась им по своему усмотрению.
Эви отчетливо представила себе, как выстрелит этому жалкому подмастерью в то самое место, чтобы причинить ему ужасную и длительную боль.
— Вы не позволили мне свернуть ему шею.
— Но он ведь набросился не на вас!
Она услышала, как дрогнул ее голос, и испугалась еще сильнее. К горлу у нее подступил комок, на глазах вскипели злые слезы. Ничего не видя перед собой, она слепо сунула ему пистолет.
— Вот, пожалуйста. Забирайте.
— Мне очень жаль, Эви.
Она не ответила. Просто не смогла. Отпрянув от него, она резко повернулась и, не разбирая дороги, спотыкаясь, побрела к ручью. Ей хотелось побежать, побежать изо всех сил, уйти от него как можно дальше, но достоинство не позволяло ей поступить так. А сейчас ей отчаянно требовалось сохранить хотя бы остатки своего достоинства.
Мак-Алистер подавил желание броситься вслед за Эви. Казалось бы, ее ни в коем случае нельзя отпускать одну, беспомощную, плачущую и уязвленную. Сердито нахмурившись, он смотрел, как она скрылась в зарослях на берегу ручья. Но он ограничился тем, что подвел лошадей к тому месту, где мог услышать ее, если она позовет на помощь, и не стал преследовать девушку. Эви нуждалась в уединении, и он намеревался дать ей несколько минут, которых должно было хватить для того, чтобы выпустить пар и привести себя в порядок.
Проклятье, он с трудом представлял себе, что должен сказать ей или сделать. В такого рода делах у него не было никакого опыта. Он вырос в окружении братьев. Потом стал солдатом, наемным убийцей и, наконец, отшельником. Что он знал о том, как нужно утешать женщин?
Злясь на самого себя, он сунул пистолет в мешок позади ее седла. Ему тоже Требовалось несколько минут покоя — чтобы утихомирить разбушевавшегося зверя и унять ярость, все еще бурлившую у него в крови.
И еще — он очень жалел о том, что не разорвал того негодяя на мелкие кусочки.
От желания придушить подлеца у него чесались руки. Еще немного, и нож, который он приставил к его горлу, вошел бы в тело по самую рукоятку.
Он отчаянно жаждал мести, и восемь лет назад он не колебался бы ни секунды. Полоснул бы ножом или сломал бы шею, и дело с концом.
Но Мак-Алистер был уже не тем человеком, что восемь лет назад.
Ему уже приходилось убивать, чтобы отомстить. И он знал, сколь мало утешения это приносит.
И потом, там, во дворе, была Эви. Она смотрела на него большими, испуганными глазами. Не мог же он просто взять и перерезать ублюдку горло?
Ей и так изрядно досталось.
Мак-Алистер посмотрел на заросли на берегу ручья и решил, что уединения с нее довольно.
Ему была невыносима сама мысль о том, что она стоит там совершенно одна — уязвленная, испуганная и разгневанная. Пусть он не знал, что сказать ей, зато он может быть рядом, на случай если она будет нуждаться в нем.
Интересно, стоит ли попытаться разговорить ее, подумал он. Кажется, от этого ей всегда становилось лучше. Эви очень любила поговорить.
Он привязал лошадей и зашагал к ручью.
А что, если она плачет? Мак-Алистер почувствовал, что ладони у него стали влажными.
Господи, прошу тебя, сделай так, чтобы она не плакала.
Разумеется, он мог вести беседу, мог поддерживать ее, пусть запинаясь, но мог. Но вот, как следует вести себя с плачущей женщиной, Мак-Алистер понятия не имел.
К своему невероятному облегчению, он застал ее сидящей у самой воды. Обхватив руками колени, она сухими глазами смотрела куда-то перед собой.
Мак-Алистер присел рядом и принялся ломать голову над тем, что сказать ей — что угодно, лишь бы вывести девушку из состояния невыносимого страдания, написанного у нее на лице.
— Вам лучше?
К его величайшему сожалению, это было все, на что он оказался способен.
Эви едва заметно передернула плечами.
— Немного. Я бросала камни в воду.
Мак-Алистер перевел взгляд на ручей. В этом месте он был узким, глубоким, с быстрым и стремительным течением. Пожалуй, если бросить сюда камень, то всплеск получится громкий и внушительный.
— Да, это может помочь, — признал он.
— И еще я пинала дерево ногами.
— Тоже неплохо.
— Мне не нравится это, — тоненьким голоском, от звуков которого сердце у него жалобно заныло, проговорила девушка. — Мне не нравится, как я чувствую себя.
Ему — в который уже раз — вдруг отчаянно захотелось обнять ее. И разорвать собственную грудь в том месте, где поселилась неведомая боль. А еще ему хотелось вернуться к кузнецу и убить его помощника. Чувствуя себя ужасно неловко и не находя себе места от беспомощности, он потянулся к ней, чтобы погладить ее по спине.
— Все еще злитесь? — спросил Мак-Алистер, надеясь все-таки, что она выговорится и ей действительно станет лучше.
— В общем-то, да, но… — Эви проглотила комок в горле и подалась — совсем немного, но подалась — навстречу его руке. — Но, пожалуй, я ощущаю себя слабой… слабой и беспомощной.
Мак-Алистер позволил своей руке лечь ей на шею, где принялся ласково и бережно разминать напрягшиеся мышцы.