— Вы боролись.
Она негромко вздохнула от удовольствия, которое доставило ей его прикосновение.
— Я безнадежно проигрывала.
— Все могло получиться наоборот, если бы вы укусили его за руку.
Эви впервые повернулась, чтобы взглянуть ему в лицо, и оперлась щекой о свое колено.
— Вы и это заметили?
— Вы промахнулись на какой-нибудь дюйм, и только потому, что я оттащил его.
Она слабо улыбнулась. Это был успех, пусть и мимолетный, и Мак-Алистер положительно ощутил себя героем.
— И все-таки, — негромко проговорила Эви, вновь устремив взгляд на воду, — я хочу, чтобы он страдал. Я хочу, чтобы он заплатил за то, что сделал. И за то, что собирался сделать.
— Вы жалеете о том, что не дали мне отрезать ему язык, — догадался Мак-Алистер.
— Нет, — возразила она и расцепила руки, чтобы подобрать с земли гладкий камешек. — Я жалею о том, что не сделала этого сама.
— В таком случае, предлагаю вам компромисс, — сказал он, с неохотой убрав руку. — Я держу его, а вы — отрезаете ему язык.
Улыбка вновь вернулась на лицо Эви, и на этот раз она была чуточку шире и веселее.
— Он все равно может умереть от заражения.
— Он — ученик кузнеца, подмастерье. Ему представится прекрасная возможность применить полученные навыки на практике и прижечь собственную рану.
Улыбка сменилась негромким смехом.
— Впечатляющая картина.
— Полагаю, вы удовлетворены?
— Да. — Эви по-прежнему крутила камешек в пальцах, не сводя с него задумчивого взгляда. — А вы бы сделали это?
— Подержал его для вас?
Она кивнула.
— С удовольствием. — Мак-Алистер не смог удержаться и потянулся к ней, чтобы заправить Эви за ухо выбившуюся прядку волос. Он не спешил убирать руку, наслаждаясь шелковистой мягкостью ее волос. — Если вам от этого станет лучше.
Сам-то он так не думал, но если это как раз то, что ей было нужно…
Эви коротко выдохнула и швырнула камешек в воду.
— Скорее всего, меня бы просто стошнило.
Так всегда бывает в первый раз, подумал он и, почувствовав отвращение к самому себе, отнял руку от ее виска. Эви, похоже, не заметила его смущения.
— Полагаю, акт мщения теряет свою привлекательность, когда в самом его разгаре вас выворачивает наизнанку и вы извергаете содержимое своего желудка.
Мак-Алистер улыбнулся, потому что понимал, как ей сейчас необходима его поддержка.
— Все зависит от того, куда извергается содержимое вашего желудка. Цельтесь в обувь своего обидчика, и к его физическим страданиям прибавится еще и оскорбление.
Эви расхохоталась, искренне и громко, что называется, от души.
— Отличная мысль!
— Ну что, теперь вам стало лучше?
— Немного. — Эви коротко вздохнула, сжав губы. — Во всяком случае, я чувствую себя лучше, чем когда пинала дерево. — Она вытерла руки о подол юбки. — Полагаю, нам пора двигаться дальше.
— Мы можем задержаться здесь столько, сколько захотите.
Эви покачала головой и встала.
— Нет, мне бы хотелось уехать отсюда как можно скорее и как можно дальше.
Откровенно говоря, Эви чувствовала себя не просто лучше, а намного лучше. Нельзя сказать, что она пришла в свое обычное, веселое и жизнерадостное, расположение духа, но гнев уже не застилал ей глаза красной пеленой — большая часть его рассеялась еще тогда, когда она швыряла камешки в воду и пинала ни в чем не повинное дерево. Что же касается страха и негодования, то против них, оказывается, лучшим оружием стали веселый смех и искренний разговор. И за это она должна была поблагодарить Мак-Алистера.
Эви искоса поглядывала на него, пока они пробирались к тому месту, где он привязал лошадей. Пожалуй, она никак не ожидала от него утешения в виде смеха. А если уж быть перед собой предельно честной, то она вообще не ожидала от него утешения, в любом виде.
Совершенно очевидно, что он оказался совсем не тем человеком, каким она его считала, — вот, кстати, чуть не забыла…
— Почему вы вели себя по-другому? — спросила она, когда они обошли большое дерево. — Когда мы только подъехали к кузнице, я имею в виду. Вы изменили голос и манеру поведения. — Воспоминания об этом заставили ее негромко рассмеяться. — Вы вдруг заговорили голосом лондонского денди.
Мак-Алистер выразительно поморщился, что Эви с восторгом отметила про себя.
— Я хотел, чтобы он вспомнил лондонского денди, если кто-нибудь станет расспрашивать его о нас.
— Но в гостинице вы были самим собой, — возразила она. — А что, если кто-нибудь примется наводить справки о нас и там тоже?
— Наша встреча с хозяином гостиницы была короткой, к тому же он привык иметь дело с незнакомцами и странными постояльцами. Так что в этом смысле он не заметил в нас ничего необычного или особенного.
Эви кивнула, на лету подхватив нить его рассуждений:
— А появление новых клиентов — это целое событие для мистера Томаса. И он наверняка запомнит нас.
Правда, совсем не так, добавила про себя Эви, как на то рассчитывал Мак-Алистер. Но поскольку поделать с этим уже ничего было нельзя, она перестала сожалеть о случившемся, поднялась в седло и поскакала вслед за Мак-Алистером на восток.
С каждой пройденной милей Эви чувствовала, как к ней понемногу возвращается хорошее настроение и привычное расположение духа. Она ни за что не призналась бы в этом вслух, но в немалой степени этому способствовало то, что Мак-Алистер на сей раз предпочел ехать с ней рядом. Девушка даже испытывала некоторую неловкость за свою недавнюю вспышку, она представлялась ей теперь ужасно глупой — надо же, схватилась за пистолет! — и если бы Мак-Алистер принялся выписывать вокруг нее круги в своей обычной манере, то она опять терзалась бы вопросом, не избегает ли он ее намеренно, и если да, то почему.
Но ее компания, похоже, Мак-Алистера вполне устраивала, и даже если не совсем устраивала, то он во всяком случае удовлетворился тем, что оглядывал окрестности, покачиваясь в седле рядом с ней.
В качестве же собеседника он не то чтобы окончательно упал в ее глазах, просто стало очевидно, что лавров краснобая и оратора в высшем свете ему не заслужить. Однако то, чего ему недоставало как активному участнику разговора, он отлично восполнял своим пассивным присутствием. Пока Эви перескакивала с одного предмета на другой — а после тягостных событий сегодняшнего утра и целых двух дней, проведенных практически в молчании, она положительно не могла остановиться, Мак-Алистер согласно кивал, поддакивал и даже задавал в нужных местах нужные вопросы. Короче говоря, он слушал.
Причем слушал совсем не так, как Уит или даже Алекс, которых зачастую вынуждали к тому хорошее воспитание и семейные узы, когда они изображали деланный интерес к вещам, которые их совершенно не занимали. Да вот, взять хотя бы прошлую неделю, когда Эви собственными глазами видела, как Уит выслушивал рассуждения леди Терстон о подготовке Кейт к грядущему лондонскому сезону — отсутствующее выражение лица, пальцы, нетерпеливо постукивающие по столу, и взгляд, с тоской устремленный на ближайший выход из комнаты.
Нет, Мак-Алистер действительно слушал, а не делал вид, что слушает. Ему было явно не все равно, он действительно полагал важным то, что она говорила и что думала. Именно в этом отчаянно нуждалась Эви, после того как ее самолюбие подверглось столь унизительным испытаниям. И она говорила и говорила — о своих друзьях и семье, о своей работе и увлечениях. Девушка настолько увлеклась беседой — в общем-то, по-другому назвать свой монолог она, пожалуй, затруднилась бы, — что минуло немало времени, прежде чем она заметила, что они едут по узенькой дорожке. Эви моментально умолкла. До сих пор Мак-Алистер старательно избегал любых признаков цивилизации, прилагая к тому немалые усилия. Дорога, собственно, представляла собой не более чем две колеи, между которыми росла полоска высокой травы. Тем не менее, это была все-таки дорога, и Эви изрядно удивилась, оказавшись на ней. Ее удивление еще более возросло, когда они выехали к небольшому охотничьему домику, притаившемуся в густых зарослях. Отсутствие дыма над печной трубой и закрытые ставнями окна недвусмысленно свидетельствовали о том, что домик необитаем, но как об этом мог знать Мак-Алистер?