Вместо ответа он быстро поднес ветчину ко рту.
До сих пор Эви была уверена, ну, просто совершенно уверена в том, что ничто не сможет поразить ее сильнее, нежели вид Мак-Алистера, стоящего по грудь в воде и обвешанного водорослями.
И еще никогда до сих пор собственная ошибка не доставляла ей такого удовольствия.
В тот самый миг, когда ветчина коснулась его языка, на лице Мак-Алистера выражение самодовольного превосходства сменилось комическим ужасом. Челюсти его застыли, глаза увлажнились, он поперхнулся.
Ему не удалось прожевать ветчину даже один раз. Он подскочил к раковине и поспешно выплюнул ее, а потом принялся яростно полоскать рот.
Эви наблюдала за ним с нескрываемым восхищением, а он озирался по сторонам в поисках стакана воды.
— Вы что, заложили в нее все специи, которые нашли в этом доме? — выдохнул Мак-Алистер, прополоскав рот третий раз подряд.
Эви едва расслышала его. Она хохотала, согнувшись пополам, и слезы текли у нее из глаз.
— Хуже, — выдавила она наконец. — Намного хуже.
Мак-Алистер выпрямился и схватил со стола полотенце, чтобы вытереть рот.
— Что вы сделали с несчастным окороком?
Эви смахнула слезы с глаз.
— Понятия не имею. Но никакие слова не смогут передать то удовольствие, которое я получила, глядя на вас.
Он хмуро покосился на нее, а затем перевел взгляд на ветчину. Эви сжалилась над ним и налила ему стакан разбавленного водой зля из графина на полке.
— Вот, выпейте. Это должно помочь.
Она смотрела, как он жадными глотками опустошает стакан и, подождав, пока он допьет его до конца — почти, но не совсем, — добавила:
— Мне бы не хотелось во второй раз ощущать вкус этой ветчины на губах, когда я поцелую вас.
Эви и сама не знала, что заставило ее сказать эти слова — скорее всего, тот же самый необъяснимый порыв, поддавшись которому, она столкнула его в пруд, или то страстное желание, для утоления которого ей отчаянно требовался поцелуй. Впрочем, какой бы ни была причина, она ничуть не сожалела об этом. Добиться искренней и непроизвольной реакции от обычно сдержанного и стоически строгого Мак-Алистера дорогого стоило.
А его нынешняя реакция на ее слова и впрямь оказалась для нее неожиданной. Он поперхнулся и, хотя брызги слюны не полетели во все стороны — и на нее тоже, что Эви, строго говоря, должна была предвидеть, — основательно и надолго закашлялся.
Она сочувственно заохала, но искренности ее сопереживания странным образом противоречило выражение удовольствия на ее лице.
— Ой, быть может, налить вам еще эля?
Мак-Алистер с некоторым трудом оторвал стакан от губ и опустил его на стол.
— Нет. Благодарю вас.
Он вперил в нее тяжелый взгляд, а потом, приведя ее в состояние полнейшей прострации, сказал:
— Давайте побыстрее покончим с этим.
— Вы… — Она растерянно уставилась на него, не находя от возмущения слов. — Мне послышалось, или вы действительно сказали: «Давайте побыстрее покончим с этим»?
Мак-Алистер коротко кивнул в знак согласия.
А Эви всерьез задумалась над тем, чтобы скормить ему остаток ветчины. Мысль была весьма соблазнительная, но, во-первых, у нее просто недостало бы физических сил на то, чтобы силой накормить взрослого мужчину, а во-вторых, девушка зацепилась за слабую, отчаянную надежду, что она все-таки неправильно поняла его. Этого просто не может быть, иначе… иначе…
Побыстрее покончить с этим?
— Позвольте уточнить кое-что, — осторожно начала она. — Вы ведь имеете в виду нашу сделку?
— Да.
Значит, она поняла его правильно. В ее душе боролись гнев, недоумение и уязвленное самолюбие. Встревоженная тем, что на глазах у нее выступили слезы, она решила дать волю спасительному гневу и холодно поинтересовалась:
— Неужели я должна напоминать вам о том, что всего несколько дней назад вы сами предложили аналогичное пари?
— Я помню об этом.
Поглощенная собственными эмоциями, девушка не заметила, как на скулах у него заиграли желваки, а руки сжались в кулаки.
— Но почему? — жалобно пролепетала она. — Если ваши первые впечатления оказались настолько неприятными…
— Они ничуть не показались мне неприятными. Совсем напротив.
Эви боролась с желанием вцепиться ему в волосы. Или в свои.
— Я вас не понимаю.
Мак-Алистер хмуро смотрел на раскрасневшуюся девушку, стоявшую перед ним.
Пожалуй, он ведет себя как последний дурак.
Но, интересно, чего она от него ждет? Что он будет прыгать до небес, обрадовавшись очередной пытке? Ради всего святого, стоит ей оказаться в пределах досягаемости, как он мог думать только о том, как бы уложить ее на ближайшую ровную поверхность— вот и сейчас он уже несколько раз оценивающе поглядывал на стол в центре кухни — и облегчить боль, которая терзала его изнутри на протяжении восьми проклятых лет.
Неужели она не видит, как действует на него? Разве не понимает, что устоять перед искушением для него будет практически невозможно, как только она окажется в его объятиях?
Но тут Мак-Алистер обратил внимание на растерянное и обиженное выражение ее лица. Нет, очевидно, она ничего не понимает.
— Дело не во мне, — буркнул он. — Таковы все мужчины.
В том, что его слова ничего не прояснили, не было ничего удивительного.
— Я… что?..
— Вы не разбираетесь в мужчинах и не понимаете их.
Несколько мгновений Эви беззвучно шевелила губами, прежде чем ответить:
— До сих у меня не возникало трудностей с пониманием Уита и Алекса.
— Они — члены вашей семьи, это совсем другое дело.
— А что, семейные узы отныне способны изменять пол?
— Нет, это просто совсем другое дело.
— Не понимаю, что вы имеете в виду.
Она с вызовом скрестила руки перед собой, отчего ее грудь стала еще соблазнительнее и призывнее. Когда же Мак-Алистер с трудом поднял глаза на ее лицо и увидел, как она в гневе прикусила пухлую нижнюю губку…
Желание, которое грызло его изнутри, подобно дикому и свирепому зверю, наконец-то прорвалось наружу.
Он шагнул вперед, испытывая странное, почти извращенное наслаждение оттого, что глаза у нее внезапно расширились в испуге, а дыхание прервалось.
— Они никогда не хотели поцеловать вас так, как мужчина целует женщину, — прорычал он.
Руки ее бессильно упали.
— В общем, да, но…
Он сделал еще один шаг вперед, и она попятилась.
О, как же ему нравилась эта игра! Он наслаждался доселе незнакомым ему чувством всемогущества, сознавая, что она полностью находится в его власти. В кои-то веки, хотя бы один-единственный раз, но она вынуждена будет отступить.
— И еще они не думают об этом, не думают каждую проклятую секунду каждого дня.
— Я… надеюсь, что нет, не думают.
Он безжалостно надвигался на нее.
— Они не пытаются представить себе, каково это — остаться с вами наедине, вот так. Как той ночью, в лесу. Или в гостинице.
Она перестала пятиться назад и с мужеством отчаяния вскинула голову, глядя на него в упор.
— А почему вы должны воображать себе это? — запинаясь, пролепетала она. — Вы же знаете, что я тоже хочу поцеловать вас.
Он подавил уже готовый сорваться с губ стон и бережно коснулся большим пальцем ее нижней губы.
— Потому что воображение мужчины не ограничивается одним поцелуем.
— Вы не хотите целовать меня, потому что предпочли бы… сделать что-нибудь еще?
Мак-Алистер едва не расхохотался, хотя ему было совсем не до смеха. Что-нибудь еще. Нет, надо же такое придумать! Он предпочел бы сказать по-другому: «Все».
— Это не предложение сделать выбор «или-или». Первый шаг является прелюдией ко всему остальному. Начав, трудно остановиться.
Наконец-то, о, наконец-то в ее глазах показались проблески понимания.
— О, значит, вы…
Мак-Алистер не дал ей возможности задать очередной вопрос.