Она надеялась, что рождественское веселье отвлечет ее от мыслей о Гаррике, но праздник был более чопорным, чем в замке Кэшин, и более сдержанным, чем ей бы хотелось. Конечно, в большой холл принесли полено, чтобы сжечь его на Рождество, и появилась чаша с пуншем, но ни то, ни другое не могло ее развеселить. Ностальгия по праздникам прошлого привела ее в уныние. И она не могла забыть, что сегодня ночью ее отец сидит в тюрьме, вдали от родных, и окружен высокими стенами. Она не могла забыть, как беспокоятся ее домашние о ней и отце. И она знала, что все, по кому она скучает, ждут новостей о ее помолвке.
В заключительном абзаце последнего письма матери содержался совет, как завлечь джентльмена и не казаться при этом слишком смелой или охотницей за богатством. Лавинию могло бы развеселить наивное предположение о том, что благородные манеры и скромность в одежде гарантируют предложение руки и сердца, если бы она не была подавлена тем, что у человека, который нравился ей больше всех, не было состояния.
Герцог, степенный и серьезный, предложил ей серебряный кубок, наполненный до краев.
– Как вы празднуете эту ночь на вашем острове, леди Лавиния? – спросил он.
– После наступления темноты приходят певцы и актеры, и мы приглашаем мальчика с самыми темными волосами перейти через порог и благословить нас. Потом мы пьем домашний эль и поем хором.
– Спойте для нас, – предложил Гаррик, – мэнкскую рождественскую песню.
Желание поддержать знакомый ритуал придало Лавинии смелости. Сначала она спела на родном гэльском языке. Затем она повторила эту песню по-английски:
Счастливого вам Рождества,
Долгой жизни и здоровья всей семье,
Живите вместе счастливо,
В мире и любви между женщинами и мужчинами.
Ее исполнение вызвало всеобщий восторг. Гаррик отвел ее в уголок и шепнул:
– Мне особенно понравилась последняя строчка.
– Песня на этом не заканчивается, – призналась она. – Я не стала петь тот куплет, где в новом году всем желают много хлеба, сыра, картошки и селедки.
– Вы, жители Мэна, – прозаический и непредсказуемый народ. Из того, что вы мне рассказывали об острове, я понял, что вы поглощены мыслями об урожае и рыбной ловле. Однако вы верите в русалок, троллей и прекрасных танцующих фей. И хотя я восхищаюсь вашей практичностью, ваша романтичность привлекает меня куда больше.
Он поймал ее под шаром для поцелуев из омелы и падуба. Она решила, что сбежать от него было бы недостойно, и смирилась со своей судьбой. Она подняла лицо и приняла его поцелуй. Для него это была часть невинного праздничного веселья, но ей хотелось гораздо большего.
На следующее утро она пошла с семьей Армитиджей в их приходскую церковь, расположенную недалеко от дома. Сидя на скамье герцога, которая была роскошно убрана бархатными подушками и подушечками для коленопреклонения, Лавиния думала об их убогой церкви Сент-Моголд, где ее мать и двойняшки получат причастие у мистера Каббона. Ее отец, она была уверена, присутствовал на церковной службе в тюрьме Королевского суда.
Днем Фрэнсис раздавала рождественские письма, которые пришли по почте.
Герцог был скорее удивлен, чем обрадован, большим количеством поздравлений.
– Я почти не знаком с большинством этих леди и джентльменов, – жаловался он, разламывая очередную восковую печать. – Почему они пишут мне и интересуются тем, собираюсь ли я провести сезон в городе?
– Потому что ты герцог, – пояснила Фрэнсис, – и не женат. У них у всех есть дочери. Гарри, вот письмо тебе.
– Это дядя Барди, – предположил он, – приглашает меня в Монквуд.
Лавиния сделала вид, что ее очень интересуют лапы Ксанты. Она внимательно изучила каждую, пытаясь скрыть страх, что он может уехать, и грусть, что в почтовом ящике для нее ничего нет.
– Лавиния, а это тебе, из Лондона.
Она увидела грубые каракули ее безымянного шантажиста, и у нее пропало желание развернуть квадратик сложенной бумаги. Гаррик направился в ее сторону, и она быстро затолкала письмо в карман.
Он поднял акварельный рисунок замка Кэшин, который она принесла, чтобы ему показать.
– Очень впечатляет. Наверное, у замка долгая и богатая история.
– Богатая событиями, – поправила Лавиния. – В давние времена, когда викинги совершали набеги на остров, он служил наблюдательным пунктом. Позже это было военное укрепление, затем он стал резиденцией короля. Во время гражданской войны, когда «круглоголовые» вторглись на остров, в нем укрывались мэнкцы-роялисты. Пушка, которую использовали в той осаде, стоит у нас возле конюшни.
– Кто победил в той битве?
– Мой предок сдался республиканцам, – призналась она застенчиво. – Мэнкцы, и особенно Кэшины, больше заботятся о собственном комфорте и процветании, нежели о делах Англии. Они не прогадали, поддерживая Республику и после Реставрации.
– И обогатились на контрабанде.
Она показала ему на восточную башню:
– По фамильной легенде, мой прадед сидел у этого окна и смотрел, не возвращаются ли его суда с контрабандой.
– Вам грустно, что вы проводите Рождество вдали от своих близких, не так ли? Я провел больше праздников вдали от родных, чем с ними.
Его проницательность ее удивила. И она перевела разговор на другую тему:
– Где вы были в прошлом году?
– В моем палаццо в Венеции. Я скучаю по нему почти так же, как вы – по замку Кэшин. – Он провел пальцем по краю бумаги. – Этот рисунок следует поместить в рамку. Я прикажу столяру ее сделать – это будет моим новогодним подарком вам.
– Но у меня нет подарка для вас.
– Чепуха. – Он понизил голос до шепота: – Все, что мне нужно, – чтобы завтра вы сопровождали меня на охоту.
– Я буду там, – пообещала она.
– Учтите, вам нужно встать до зари, – напомнил он, – поэтому сегодня ложитесь пораньше. И если вы не хотите шокировать вашу горничную, то не позволяйте ей стелить вашу постель.
Она сделала так, как он велел, и вскоре после ужина пошла наверх в свою комнату. Пока горничная помогала ей раздеться, она делала вид, что очень устала.
– Возможно, я буду спать дольше обычного – сказала она горничной. – Не нужно приносить мне чай – я позвоню, когда ты мне понадобишься.
– Как угодно, миледи.
Помня о загадочном предупреждении Гаррика, Лавиния добавила:
– Это все, спасибо.
Девушка присела в реверансе и удалилась.
В тот момент, когда дверь за ней закрылась, Лавиния бросилась к кровати и отдернула алые занавески полога. Ксанта взглянула на нее с удивлением. Лавиния схватила покрывало и потянула на себя. Под подушками лежал сверток – рубашка, серый фланелевый жилет, бриджи для верховой езды, сапоги и треуголка. Потрясенная находчивостью Гаррика и восхищенная его смелостью, она спрятала одежду под кроватью и забралась под одеяло.
Когда Гаррик постучал в ее дверь, Лавиния уже была полностью одета. Она вышла в коридор, и он ухмыльнулся – возможно, она выглядела нелепо в мужском наряде – и протянул ей булочку. Спускаясь по черной лестнице, она отрывала кусочки и запихивала их в рот.
Они пробрались в конюшню, и сладкий запах сена напомнил Лавинии о сеновале, где она и двойняшки часто собирались, чтобы поделиться своими бедами и мечтами.
– Мы выведем сейчас лошадей, но сделать это нужно как можно тише, – прошептал ей Гаррик. – Потом я вернусь за седлами. – Он вручил ей гнедого жеребца и отправился за своим конем.
Флинг понравился ей тем, что стоял смирно, пока она накидывала поводья на его изящную голову. Его челка и грива были черными; на лбу сверкала белая звезда. Ей удалось положить ему на спину седло, и тут подошел Гаррик и стал ей помогать.