Стилист толкает меня. - Ладно, мистер Стинтон ждет, и, похоже, он в плохом настроении.
- Он всегда в плохом настроении.
- Но он не всегда посещает фотосессии. - Она гладит меня по плечу. - Это значит, что он действительно в тебя влюблен.
Я бы не согласился с ней, если бы мог говорить, но я все еще пытаюсь сдержать слезы.
Взяв себя в руки, я выхожу из раздевалки. Когда я иду навстречу камерам, я понимаю, что мое сердце колотится, но это не от страха или злости на Макса или даже от моего собственного беспокойства о Бет.
Чувство цели переполняет меня, струясь от кончиков пальцев на ногах. Я не считаю себя героем. Никогда. Мои мотивы для того, чтобы заявить о себе, не имели ничего общего с желанием сделать мир лучше. Но сейчас, когда я останавливаюсь у маркера и смотрю в камеру, я понимаю, что была близорука.
Все это время я могла видеть только Макса, хмурящегося на меня, режиссера, орущего на меня, и камеры в комнате. Я не могла видеть за пределами комнаты маленьких девочек, играющих с гаечными ключами и розетками. Я не могла видеть молодую женщину в классе, полном мужчин, изо всех сил пытающуюся быть жесткой, как один из парней, и оставаться верной своей женственности. Я не могла представить других женщин-механиков в индустрии, которые — согласны они со мной или нет — в глубине души испытывают чувство гордости за то, что кому-то вроде них аплодируют и признают.
Это немного утяжеляет вес гаечного ключа в моей руке. Это делает каждый шаг к машине важным. И это еще больше укрепляет мою уверенность в том, что я не могу позволить кому-то другому подметать и чинить эту машину.
Я обдумываю, как мне довести это до максимума, пока режиссер указывает мне, где стоять и когда смотреть в камеру. Они делают паузу, чтобы скорректировать сцены, и у меня наконец появляется шанс подать ему знак.
Щелчком пальцев я ловлю взгляд Макса и вздергиваю подбородок.
Одна бровь у него высоко поднимается на лбу.
- Дон, ты можешь перестать двигаться? - Ассистент по макияжу хватает меня за подбородок и продолжает пудрить лицо.
Я держу голову неподвижно, но мои глаза устремлены на Макса. Я поддерживаю зрительный контакт, пока он лениво не поднимается со стула рядом с режиссером и с важным видом не подходит ко мне.
Девушки-визажистки сразу же начинают хихикать и бросать на него косые взгляды. Он не обращает на них внимания и продолжает смотреть на меня, холодный и уверенный.
Мое сердце снова совершает странный переворот.
Я удивлена, что он действительно пришел. Я думала, он будет больше сопротивляться.
- Знаешь, это я должен был позвать тебя в гости. Так это не работает. - Он прижимается ко мне вплотную, и интимность его слов у моего уха вызывает дрожь по всему телу.
Я сохраняю ровный тон. - Я не вижу здесь другого механика.
- Он сломался в пробке. Если ты можешь в это поверить. - Его губы изгибаются в улыбке.
- Правда?
- Нет.
... ого.
Ого, ого, ого, ого.
Скажите мне, что Макс Стинтон не просто поделился со мной шуткой.
Мои губы растягиваются в улыбке, прежде чем я успеваю напрячь мышцы лица.
Его голубые глаза мерцают озорством. - Он уже в пути.
- Насчет этого, Макс…
- Хм? - Он наклоняет голову, ожидая.
- Я хочу вернуться к тому разговору о…
- Это действительно постановка! - Мужчина в темно-серой рубашке на пуговицах и джинсах неторопливо заходит в автомастерскую. В одной руке он сжимает ящик с инструментами, а в другой - ключи от машины, что является единственным визуальным признаком того, что он механик.
Съемочная группа уступает ему дорогу, когда он уверенно проходит перед камерой и протягивает руку Стинтону. - Когда ты сказал, что будешь записывать ее, я не думал, что ты приложишь столько усилий ради простого диагноза.
Я напрягаюсь.
Макс обхватывает пальцами мое запястье, как будто чувствует, что я сжимаю кулаки. Он указывает на меня. - Дон, это Генри Стик. Генри, это Дон Баннер, главный механик автомастерской Cross Roads и пресс-секретарь Stinton Auto.
- Причудливые, причудливые названия для такой маленькой леди.
Я стискиваю зубы.
Макс переминается с ноги на ногу передо мной, удерживая меня от того, чтобы броситься на снисходительного старика. - Уверяю тебя, Генри. Дон, может, и небольшого роста, но она гигант в этой индустрии.
Мои глаза расширяются, и я в шоке смотрю на него.
Он только что ... сделал мне комплимент?
Сначала шутка, а потом комплимент?
Я начинаю нервничать. Что именно Макс Стинтон пытается здесь разыграть?
- Гигант по чьим стандартам? Твоим? - Генри хихикает. - Публика поверит всему, что ты запихнешь ей в глотку, но никто в обществе никогда не слышал о твоем маленьком ценном пони, Стинтоне. Так что давай прибережем все эти добродетельные жесты до того момента, когда включатся камеры, а? - Он дважды хлопает Макса по руке.
Макс отпускает мою руку и дергается, как будто хочет схватить Генри. Молниеносным движением я хватаю его за куртку и держу изо всех сил.
Он оглядывается на меня через плечо.
Я качаю головой.
Он хмурится, а затем переводит взгляд обратно на Генри. - Это сотрудничество, мистер Стик. Вы с Доун будете работать вместе, чтобы решить проблемы с машиной мисс Дюбуа.
- Где Мила? - Его глаза бегают по сторонам.
- Мила снимет свой эпизод в другом месте. - Макс выдавливает слова сквозь стиснутые зубы. - Еще вопросы есть?
- Нет. Если вы закончили снимать, вам следует убрать эти камеры подальше. Мне нужно пространство для работы.
Боже, Луиза.
- Мы. - Я вздергиваю подбородок. - Нам нужно пространство для работы. - Я только что решила, что не собираюсь умолять Стинтона дать мне это задание. Я собираюсь делать то, что делала всегда — с Максом Стинтоном или без. Я собираюсь проявить себя с помощью своих способностей.
Улыбка Генри болезненная. - Я предпочитаю работать один.
Макс прочищает горло и бросает на Генри острый взгляд.
- Отлично. - Генри оглядывает меня с ног до головы. - Давай посмотрим, что у тебя есть.
У Макса начинает звонить телефон.
Он бросает взгляд на экран, а затем смотрит на меня с чем-то близким к сожалению. - Мне нужно идти.
- Зачем ты мне это рассказываешь? - Бормочу я, перекидывая волосы через плечо.
Его глаза по-прежнему устремлены на меня, как у льва, готового к прыжку. - Я оставляю камеры включенными. Не делай ничего, за что тебя арестуют.
Генри останавливается, а затем быстро моргает. - Что, черт возьми, это должно означать?
- Я знаю, как позаботиться о себе, - говорю я Максу.
Он поджимает губы.
- Мистер Стинтон, вы задерживаете наш прогресс. - Я указываю подбородком на дверь. - Это мои владения. Иди и позаботься о своих.
Он смотрит на меня еще несколько секунд.
С ума сойти, как Максу Стинтону не нужно двигаться ни на дюйм, чтобы излучать абсолютную власть.
Я не могу объяснить, почему это затрагивает меня до глубины души.
Почему от этого мой желудок скручивается в узел, а под темной кожей разливается жар.
Это похоже на мышь, бросающуюся на пути льва, слишком поздно осознающую— что одним взмахом когтей хищник может проткнуть ее насквозь.
Я определенно чувствую каждый дюйм своего роста в пять футов два дюйма, когда Макс еще раз оглядывает меня, прежде чем уйти.
Все взгляды в комнате устремлены на него с весом и уважением, которые нужно заслужить. Солнечный свет тоже следует за ним, мчась за ним, как слуга, стремящийся быть рядом.
Он бросается в глаза даже с заднего вида. Широкие плечи под пиджаком. Походка твердая и подтянутая. Все контрасты, углы и сложный круг эмоций он держит крепко прижатым к груди.
Помилуй, я чувствую, как в комнате что—то пропадает — что-то электрическое и потрескивающее, - когда он выходит из нее.
Как будто воздух вокруг него не должен функционировать по тем же правилам и законам физики, что и остальной мир.
Я втягиваю кислород обратно в легкие и подавляю странные мысли, крутящиеся в моей голове.
Макс Стинтон не собирается меня отвлекать.
Это не о нем.
Я перевожу взгляд обратно на Генри и обнаруживаю на его лице довольную ухмылку. Я не спрашиваю его, о чем эта ухмылка, и, к счастью, у него хватает ума не делиться.