О, но оно того стоит.
Я беру поцелуй под контроль и позволяю ревущей буре желания сделать мои прикосновения немного грубее. Я кусаю ее за шею, а она царапает мне спину ногтями, дразня меня такой восхитительной болью, что я почти не могу с ней справиться.
Я думаю о том, какую часть тела мне следует начать целовать следующей, когда чувствую, как две руки настойчиво прижимаются к моей груди.
Я не игнорирую это.
Откинувшись назад, я смотрю вниз, на Дон.
Ее глаза - два сияющих драгоценных камня на лице, которые целуют солнце, луна и все звезды. Такая маленькая. Такая мягкая. Такая хрупкая.
Мое сердце колотится в груди, как будто я падаю после сахарной лихорадки.
- Медленно. Я хочу двигаться медленно, - бормочет она.
Мне требуется минута, чтобы понять, что она не просит меня медленно ложиться в постель, что я бы сделал не задумываясь.
Я наклоняю голову набок.
Она вызывает привыкание.
Я одержим ею.
Медленно? Могу я это сделать?
- Бет... - Она поджимает губы. - Ты говоришь все правильные вещи, но я больше не могу рисковать. Я не могу просто вслепую броситься в это. Есть над чем подумать.
Я снова и снова прокручиваю в уме ее слова. Слышу в них страх. Вижу, как она сдерживает себя.
Это заставляет меня хотеть бороться сильнее.
Я понимаю, что она напугана.
Тревор обманул ее доверие.
Возможно, мужчины, преследовавшие моего брата, тоже так думали. Я не знаю, и это не имеет значения.
Ничто другое не имеет значения, кроме будущего, которое я собираюсь построить с Дон Баннер.
Все. Я хочу от нее всего.
Она разжигает желание, которого я никогда раньше не испытывал, и я не собираюсь отказываться от него ни за что.
Дон медленно выдыхает. - Я серьезно, Макс. Я не хочу торопить события. Если это проблема, тогда скажи мне прямо сейчас. Ничего... между нами ничего не изменилось. Мы можем встать и притвориться, что этого никогда не было.
Если бы я не знал ее так хорошо, я бы обиделся.
Но я знаю, что она просто защищает себя. Я знаю, почему она тоже защищает себя. Она зашла так далеко не потому, что была слабой и уступала любому давлению. Она превратилась в гениального механика не потому, что попадала в ситуации, которые могли быть опасны для нее.
Я имею дело не с обычной женщиной.
Если бы я был таким, она бы уже лежала голая и мурлыкала для меня. Она бы выкрикивала мое имя луне и молила меня и звезды о пощаде.
Но если бы это была любая другая женщина, мое сердце не было бы тронуто.
Я сошел по ней с ума, потому что она Дон.
Она грубоватая женщина-механик, которая без проблем ставит меня и всех остальных на место. Она не вписывается в мой мир подчиненных и тех, кто старается угодить людям. Я ей интересен не из-за моих денег или моего статуса. Черт возьми, она, вероятно, борется со своими чувствами из-за того, кто я такой.
Это холодная пощечина - знать, что я не могу зайти дальше поцелуев сегодня вечером. Но это так чертовски приятно, потому что уже рассвело.
И она уже обвела меня вокруг своего мизинца.
Я приму все, что она приготовит.
Я сделаю все, что она захочет.
- Макс?
- Я понимаю. - Я провожу пальцами по ее смуглому лицу.
Она начинает дрожать. Эти порочные губы умоляют о более суровом наказании, и я как раз тот мужчина, который преподаст урок. В ее пределах, конечно.
Я беру ее нижнюю губу и прикусываю ее зубами. - Ты же не хочешь, чтобы я сожрал тебя в первую ночь, когда признаюсь в своих чувствах к тебе.
- Это не...
- Ты не хочешь, чтобы я снимал с тебя одежду, - я провожу пальцем по молнии ее шорт, - пока не убедишься, что я не просто играю с тобой. Тебе нужно подумать о дочери. У тебя нет места, чтобы дурачиться. - Я провожу большим пальцем по внутренней стороне ее бедра. - Даже если ты захочешь.
Ее тихое шипение желания вырывает из меня частичку меня, которая, как я думал, умерла давным-давно.
Мои губы изгибаются в том, что, я знаю, является первобытной улыбкой. - Отлично, росомаха. Сегодня вечером все, что мы будем делать, это целоваться. - Чтобы подтвердить это, я прижимаюсь губами к ее лбу. - Достаточно того, что ты знаешь, как я к тебе отношусь.
Ее пальцы скользят по моему затылку. - Когда именно ты начал испытывать ко мне такие чувства?
- Я не уверен. - Я щурюсь на луну. - Это было, когда ты пыталась убить человека гаечным ключом?
- Убить? - Она недоверчиво смеется.
- Или это было, когда ты пыталась дать мне пощечину в лифте? - Я втираю круги в ее бедро.
- Звучит так, будто ты неравнодушен к насилию.
Я ухмыляюсь. - Нет, я думаю, это началось с того момента, как Хиллс позвонил мне и сказал, что сумасшедшая женщина-механик заперла их в комнате и починила мою машину за десять минут, когда другие профессионалы не смогли бы сделать это за десять месяцев.
Она взмахивает густыми ресницами, и я забываю свое собственное имя. - Я довольно впечатляющая, не так ли?
- Нажми на свой собственный гудок, дорогая. Я не возражаю.
Она смеется, а потом становится серьезной.
Я смотрю на нее сверху вниз. - Что?
- Ничего.
Мое сердце бешено колотится, когда я смотрю на нее. Она не то чтобы кричит о своей любви ко мне с крыш, но и не отталкивает меня. Это начало.
- Макс. - Ее голос звучит интимно между нами. - Макс.
- Продолжай так произносить мое имя, и у меня не останется ни капли самоограничения, росомаха.
Она выгибает спину, как будто кто-то дернул за веревочку, и заключает меня в объятия. Мне приходится напрячь все силы, чтобы не дотронуться до нее и не растерзать каждый дюйм ее тела.
Ее глаза встречаются с моими.
Она улыбается.
Сирена.
Ведьма.
Может быть, это написано у меня на лице.
Или, может быть, она пытается испытать меня.
Но я вижу, что она мне доверяет.
Она верит, что может подталкивать, дразнить и подталкивать меня. Она может стонать мне в шею со свирепостью рок-концерта. Она может провести руками по моей груди и по моему телу, как будто ей принадлежит каждый его дюйм. Она может поцеловать меня, шире раздвинуть губы и слиться своим языком с моим, атакуя меня с диким наслаждением.
И она знает, что я больше ничего не сделаю.
Я не буду засовывать руки ей в штаны и снимать с нее что-либо из одежды.
Я не собираюсь выходить за рамки темпа, который она задала.
Никогда.
Потому что я забочусь о ней больше, чем о собственной похоти. Больше, чем о своем расписании. Может быть, даже больше, чем о Stinton Group.
Я дал ей такую большую власть надо мной.
И она наслаждается этим.
Когда мы оба выдыхаемся, мы перестаем целоваться и обнимаемся на одеяле.
Я наблюдаю за ее улыбкой больше, чем за звездами, и обещаю себе, что никогда не потеряю этого доверия, если смогу…
- Говоря о Бет, о том, что ты ее дядя и все такое, я хочу тебя кое о чем спросить, - шепчет Дон, прижимая голову ко мне. - Это было около восьми лет назад, после того, как я сказала Тревору, что беременна.
Мое сердце колотится о ребра.
Лед ползет по моим венам.
- Восемь лет назад?
Она переворачивается на бок и подпирает голову локтем. - Несколько юристов постучали в мою дверь в первые дни моей беременности. Они сказали, что они из Stinton Group. Они пытались заставить меня ‘разобраться с проблемой’. Сказали, что в жизни Тревора нет места для ребенка и что для меня было бы лучше, если бы я взяла их деньги и расторгла своего ребенка. - Ее взгляд становится твердым как кремень. - Они предложили мне наличные, чтобы покончить с жизнью Бет.
В тот момент это обрушилось на меня, как тонна кирпичей.
Вот почему она ненавидит Stinton Group.
По какой-то причине я подумал, что безответственное поведение Тревора сыграло свою роль в ее ненависти. Или, может быть, это было потому, что наша компания так или иначе подставила ее семью. Я думал, что это история о бизнесе, который рушится из-за того, что мы его приобрели. Я думал, кто-то потерял работу или дом.
Я не знал, что это про Бет.
Я не знал, что это настолько личное.
У меня отвисает челюсть. Закрывается. Снова открывается.
Пульсирующий ужас проносится по моим венам и лишает меня дара речи.