Должно быть, лицо снова выдало ее мысли, потому что он поморщился.
— Великий боже, и правда! — Он резко отвернулся от нее, и полы его сюртука полоснули воздух, точно он летел на крыльях урагана. — Что я за человек, по-твоему? — Он принялся разгневанно расхаживать вперед и назад. — Ты поверила глупостям, которые наговаривают на меня сельские кумушки? Что я ненастоящий мужчина, поскольку предпочитаю наблюдать за живыми существами, а не гоняться за ними по всему графству? Что у меня в жилах вместо горячей красной крови чернила? Именно за такого мужчину ты и хочешь выйти замуж, не так ли?
— Да! — вскричала она. — Потому что смогу вытерпеть брак только с таким человеком. Тем, который позволит мне быть женой лишь на бумаге.
Эдмунд резко шагнул к ней и схватил за плечи.
— Когда я женюсь, фиктивным мой брак точно не будет. Я хочу наследников, причем нескольких. Я, черт подери, не собираюсь произвести на свет всего одного сына и продолжить жить так, будто его и вовсе не существует.
Джорджиана отлично понимала, почему он так говорит. Он сам был очень одиноким ребенком и не хотел, чтобы та же участь постигла его отпрыска.
— Кроме того, моя жена займет приличествующее ей положение в обществе, а не будет отсиживаться в стороне. Она должна быть достаточно сильной, чтобы стоять подле меня, образно выражаясь, с мечом наголо, а не прятаться за моей спиной из опасения кого-то обеспокоить или расстроить.
С этими словами он оттолкнул ее от себя, будто запятнав руки прикосновением к ней.
— Д-да, понимаю, — запинаясь, промямлила она. Опять она не соответствует ожиданиям. Ни как дочь, ни как возможная жена, ни как женщина вообще. — О боже, — захныкала она, чувствуя, что последняя надежда утекает сквозь пальцы. — Ты заставишь меня пройти через все это, не так ли?
Мне придется отправиться в Лондон и подвергнуть себя позору, потому что… — Она замолчала, не решившись озвучить страхи о том, что ни один здравомыслящий мужчина не захочет взять ее в жены.
— Я ничего не заставляю тебя делать. Вся эта история не имеет ко мне ровным счетом никакого отношения, — сказал Эдмунд, энергично разрубая рукой воздух.
Этими словами он ранил Джорджиану в самое сердце. То было последнее подтверждение, что он изменился до неузнаваемости. Или ее воспоминания о нем претерпели значительные изменения, поскольку она принимала желаемое за действительное.
— Мне следовало догадаться, что ты так себя поведешь. С глаз долой — из сердца вон, так, кажется, говорят? Тебе есть дело только до того, что у тебя под носом.
У него на скуле дернулась жилка.
— Ты нарочно искажаешь смысл моих слов.
— Ничего подобного. Лишь хочу заставить тебя понять, как ты со мной поступаешь! Из-за того что ты отказываешься помочь мне, какой-то незнакомый мужчина получит права на мое тело. Он станет лапать меня и… заберется на меня… и… и мне придется все это терпеть. — Рвотный позыв скрутил ей желудок. — Боже, как же я страдаю, что родилась женщиной! — воскликнула она, крепко прижимая руку к животу, чтобы унять тошноту.
— Джорджи, — ахнул Эдмунд, шокированный столь точным описанием того, что ожидает ее в браке. — Послушай меня…
— Нет. Не желаю выслушивать очередную порцию глупых банальностей. Единственное, что я хочу услышать из твоих уст, — это согласие жениться на мне. Так что? Возьмешь меня в жены?
Выражение его лица сказало ей все, что она хотела знать.
— Нет, не возьмешь… Что ж, в таком случае не буду больше тратить твое драгоценное время, — сказала она, проводя ладонью по лицу, чтобы стереть единственную появившуюся слезинку, и, наклонившись, погладила Льва на прощание. Потом развернулась и побрела прочь от ручья.
Эдмунд не пытался ее остановить.
— Ну, Лев, что скажешь?
Усталый спаниель со вздохом шлепнулся на коврик у камина и закрыл глаза. Пес не отреагировал, даже когда Эдмунд слегка подтолкнул его мыском сапога.
— Советчик из тебя никудышный, — заключил Эдмунд, глядя на своего почти бесчувственного любимца. — Ты единственный человек — существо, я имею в виду, — который знает ее так же хорошо, как я сам, поскольку участвовал во многих наших проделках. Неужели у тебя не найдется для меня никакого полезного совета?
Разумеется, Лев ничего ему не посоветовал. Он же всего лишь пес. Эдмунд с ужасом обнаружил, что в самом деле разговаривает с собакой, вместо того чтобы пригласить Джорджиану цивилизованно все обсудить.
Но как ему вести с ней цивилизованное обсуждение, когда чувствует себя так, будто его весь день избивали самым жесточайшим образом?
Сначала записка от нее рассердила его, вытянув на свет божий целый сонм застарелых обид, погребенных под спудом многих лет рьяного отрицания.