Правда в том, что растущее недовольство состоянием трущоб едва ли охватывало только белых. В большинстве черных кварталов законопослушные трудолюбивые жители в течение многих лет требовали более активной защиты со стороны полиции, так как понимали, что подвергаются куда большей опасности стать жертвой преступления. Можно часто слышать, как в частных беседах — за столом на кухне, в парикмахерской и после церкви — черные сокрушаются по поводу разрушающейся трудовой этики, плохого родительского воспитания, падения половой морали с такой страстью, что Фонд наследия гордился бы.
В этом смысле мнение черных о причинах хронической нищеты намного более консервативно, чем хотела бы это признать «черная» политика. Вы не услышите, чтобы черные использовали такие обозначения, как «хищник», при описании молодого члена банды или «низшие слои общества» при описании матерей, получающих пособие, — слова, которые делят мир на тех, кто достоин нашего внимания, и тех, кто не достоин. Большинство черных, которые выросли в Чикаго, помнят коллективную историю миграции с Юга, как после прибытия на Север черные были загнаны в гетто рестриктивными условиями и действиями брокеров по операциям с недвижимостью и скопились в муниципальном жилом фонде, где школы не соответствуют нормам, парки недофинансируются, полицейская охрана отсутствует, а торговля наркотиками процветает. Они помнят, как хорошо оплачиваемые места придерживались для других групп иммигрантов, а «синеворотничковые» работы, на которые черные рассчитывали, улетучивались, так что прежде крепкие семьи затрещали под давлением и дети начали проваливаться в эти трещины, и, наконец, как настал переломный момент и то, что было грустным исключением, вдруг стало правилом. Они знают, что вынудило этого бездомного пить, так как он их дядя. А этот закоренелый преступник — они помнят его мальчиком, таким веселым и способным на любовь, так как он их двоюродный брат.
Другими словами, афроамериканцы понимают, что культура имеет значение и что эта культура формируется обстоятельствами. Мы знаем, что многие из жителей трущоб находятся в плену своей собственной саморазрушительной манеры поведения, мы знаем также, что эта манера поведения не врожденная. И благодаря этому знанию черные сохраняют убеждение в том, что если Америка найдет в себе волю, то обстоятельства для тех, кто находится в плену трущоб, могут быть изменены, индивидуальные отношения среди бедных трансформируются качественно и ущерб постепенно может быть восполнен, если не для этого поколения, то хотя бы для следующего.
Эта мудрость может помочь нам пройти дальше идеологических ссор и возобновить попытку решить проблему нищеты. Мы могли бы начать, вероятно, с признания того, что для снижения бедности прежде всего необходимо побудить девушек заканчивать школу и избегать заводить детей вне брака. В этом начинании школьные и местные общественные программы, которые уже зарекомендовали себя в снижении беременности подростков, должны быть расширены, но также и родители, духовенство и общественные лидеры должны более последовательно высказываться по этому вопросу.
Нам следует также признать, что консерваторы — и Билл Клинтон — были правы насчет социальной помощи в том виде, как она была организована ранее: отделив доход от работы и не требуя от получательницы пособия ничего, кроме терпимого отношения к навязчивой бюрократии и подтверждения того, что мужчина не проживает в одном доме с матерью его детей, старая программа помощи семьям с детьми-иждивенцами лишала людей инициативы и разрушала их самоуважение. Любая программа, направленная на снижение передающейся из поколения в поколение нищеты, должна сосредоточиваться на работе, а не на социальной помощи — не только потому, что работа дает независимость и доход, но и потому, что работа обеспечивает порядок, повышает достоинство и открывает возможности дальнейшего роста в жизни.