- Для чего? - спросил я.
- Чтобы воевать с фашистами.
- Почему мы должны верить вам?
- Я передам важные сведения, которые могут быть использованы командованием Красной Армии.
- Какие именно?
- Нумерацию, вооружение, численность войсковых частей, расположенных в Марьиной Горке и Пуховичах.
Кто же он такой - враг или друг? Если друг, будет у нас больше на одного безоружного бойца, если враг, то каковы его намерения? Надо доставить перебежчика в партизанскую зону и там хорошенько во всем разобраться. Кстати, и отдохнем несколько дней в теплых избах. Честно говоря, за эту неделю изрядно устали. Хотя днем и тепло было, зато ночами холод пробирал до костей.
Послали разведку к реке Свислочь - в той стороне виднелось зарево от огромных костров. Разведчики вскоре вернулись. Оказалось, что это наши товарищи во главе с Шарым уничтожают запасы дров, заготовленных оккупантами. Через некоторое время они появились в нашем расположении.
- Из чего же плоты будем делать? - поздоровавшись, спросил я у Шарого.
- На плоты оставили. А дрова... Не оставлять же их немцам.
- А что, собираются вывозить?
- Уже возят. Вернее, вывозили. На тракторных санях, а потом уж перегружали на машины.
Шарый еще накануне заминировал дорогу и взорвал трактор, а теперь вот догорают дрова. Скоро от огромных штабелей останутся только кучи золы...
Я доложил Шарому, что нам удалось подорвать два воинских эшелона, отметил мужественный поступок Никольского. Капитан похвалил меня и ребят за то, что заготовили взрывчатку, а когда подвели к нему дезертира, поморщился и произнес:
- Не имела баба хлопот, да купила порося! На черта он нам нужен?
- Ганс утверждает, что может дать важные разведданные, - заметил я.
- Послушаем, - сказал Шарый и спросил немца: - Что вы можете сообщить?
И тот неторопливо стал перечислять наименования, нумерацию, численность и вооружение войсковых частей, размещенных в Марьиной Горке и в Пуховичах.
- Очень интересно, - заявил Шарый, - спасибо. - И пожал Гансу руку. Тот сразу повеселел. Затем Шарый взял меня под руку и отвел в сторону.
- Все, что он сказал, соответствует самым свежим данным из других источников. Это подозрительно.
- Почему?
- Ведь он дезертировал две недели назад. Неужели за это время не произошло никаких перемещений войсковых частей?
- Могло и не произойти.
- А если произошло, то знать об этом, находясь в бегах, немец не мог, если, конечно, он не вражеский лазутчик.
- Верно. Это же нетрудно проверить.
- Сейчас мы тронемся в путь, будем вести за ним тщательное наблюдение. Возможно, он чем-нибудь выдаст себя.
Договорились мы и еще кое о чем.
Ганс быстро освоился со своим положением. Уже на переправе через Свислочь он хлопотал, как и все, с интересом работал на сборке плота, стараясь быть на виду у Шарого. А когда переправились, перешли шлях и устроились на отдых в деревне Игнатовке, проявил вдруг чрезмерное любопытство к нашему маршруту, то и дело заглядывая в развернутую Шарым карту. Он спрашивал, какие населенные пункты мы должны пройти, далеко ли до лагеря. Если Ганс немецкий агент, то поведение его непонятно. Разведчик вел бы себя иначе. А может быть, он специально прикидывается простаком? Или считает нас круглыми дураками?
Шарый между тем, не высказав, казалось, Гансу и тени неудовольствия, подробно и охотно рассказал о нашем маршруте. В вещевых мешках бойцов нашелся и комплект белья, и портянки, и костюм. Гансу перед сном предложили переодеться, что он сделал с большой охотой.
- Эй, Петро, - крикнул Шарый Токареву, - выброси это барахло, - и кивнул на тряпки Ганса.
Однако барахло выброшено не было, оно попало в другой дом, и там его тщательно осмотрели, но каких-либо уличающих немца документов обнаружить в одежде не удалось.
- Ну а теперь спать, - скомандовал Шарый, - Ганс, Петро - на печку!
Шарый и еще несколько бойцов легли на полу.
Среди ночи Токарев обул сапоги Ганса и вышел по нужде.
Ганс в это время, возможно, и не спал, но не проявил никакого беспокойства - не лапти же обувать бойцу, чтобы сходить на двор. Вскоре Петро вернулся, зябко поеживаясь, три раза кашлянул в кулак, поставил на место сапоги, забрался на печь и тихо улегся. Все мы за этот день очень устали и не хотелось среди ночи затевать допрос. Достаточно было дать понять Шарому, что в сапоге оказался изобличающий документ, что и сделал Токарев тихим покашливанием.
Еще до рассвета в домах, где остановились наши бойцы, хозяйки стали готовить завтрак - где картошку, где драники - своими продуктами мы не располагали, поэтому никаких претензий к ним быть не могло, накормили нас чем могли, и на том спасибо. После завтрака, когда начало светать, мы ушли в лес. На первом же привале Шарый подозвал к себе Смирнова, Морозова и меня и велел привести Ганса.
Тот, ничего не подозревая, сидел на пеньке и насвистывал какую-то мелодию. Ни слова не говоря, Шарый развернул бумагу, которая была обнаружена у немца, и показал ему. Ганс побледнел, рванулся, но крепкие руки Васи Смирнова не позволили ему даже сдвинуться с места.
- В этом документе, - начал Шарый, - написано, что обер-лейтенант Ганс Мюллер направлен с особо важным заданием к партизанам, и всем немецким учреждениям и частям вермахта надлежит оказывать ему всяческое содействие. В чем заключалось ваше задание?
Мюллер поднял на Шарого полные ненависти глаза и произнес:
- Я вам ничего не скажу.
- Что так?
- Все равно вы меня расстреляете.
- Почему? Если вы располагаете важными сведениями, например, в какие районы, в какие отряды направлены ваши люди, с какой целью их послали, мы сохраним вам жизнь и с первым же самолетом переправим в Москву. Подумайте.
На этом разговор закончился. Шарый распорядился увести пленного.
Когда мы остались одни, подошли и другие бойцы.
- Что с ним церемониться, - заявил Лева, - расстрелять его, и все дела.
- Это не годится, он может дать важные показания, да и не нам этим заниматься. Мое предложение - сдать его партизанам, - сказал я. Шарый согласился.
Примерно через неделю после возвращения в Маковье Шарый предложил мне съездить в разведку под Марьину Горку. За прошедшее время там могли произойти изменения - одни части могли сменить другие. Решили ехать на телеге. Запрягли тройку лошадей. Со мной поехали Саша Чеклуев, Миша Золотов и Саша Стенин.
Путь был не близкий - километров тридцать пять, поэтому до места добрались уже к вечеру Золотову пришлось остаться с лошадьми, а мы втроем зашли к нашей связной. От нее узнали интересную новость: при крушении поезда с ранеными под Осиповичами в ночь на 2 октября 1942 года разбилось восемь вагонов. По слухам, при этом крушении погибло восемьдесят солдат и офицеров противника. Получивший при этом тяжелые увечья генерал скончался. Это была наша работа.
Уже в полной темноте один из партизан отряда "Правда" проводил нас в свой штаб. Данные нашей разведчицы подтвердились. Здесь нас приняли очень хорошо, накормили самих, дали лошадям овса, что было для них редким лакомством, и утром мы выехали в Маковье. Шарый составил текст радиограммы, дал прочитать мне. Затем Зализняк зашифровал ее и передал Хозяину: "В Марьиной Горке расположилось 1800 курсантов зенитно-артиллерийской школы No 0/П-41 Там же находится гренадерский полк No 2635 п/п 11024. На станции Талька гитлеровцы разгрузили 32 вагона с авиабомбами". Сообщили также о результатах диверсии на железной дороге.
Подарки к Октябрю
Нынче в Маковье вечеринка На потолочной балке просторной избы висит маленькая керосиновая лампа В полумраке, в табачном дыму кружатся пары. Девушки и молодые солдатки не чураются партизан и весело отплясывают "Лявониху", падеспань, польку, словом, местные танцы. Наши пока приглядываются Танцы заканчиваются, начинается пляска. Тут уж наши товарищи овладевают кругом и вниманием женской половины. Ну как не заметить лихого плясуна Игоря Курышева, неутомимого Семена Самуйлика, щеголеватого Федю Морозова с бакенбардами и шпорами...