Перед рассветом Ухов ушел. Вместе с ним я направил для связи Корзилова. Через некоторое время ушли Жаров, Поплавский и Мосаковский. С ними мы договорились об очередной встрече. Ушел с ними и Франц Эйзак, мы остались наедине с хозяином - жизнерадостным энергичным человеком средних лет. Его звали Станиславом. Он, как успел сообщить мне Мосаковский, был активным антифашистом, очень авторитетным в округе человеком. Действительно, потом, когда мы ссылались на Стася: "Стась велел помочь", местные жители живо откликались на наши просьбы, охотно выполняли те или иные поручения.
Наступило утро. Стась предложил нам провести день в его лесной землянке. Мы согласились. Отойдя немного от хутора, очутились на вырубке недалеко от дороги. Снег здесь был утоптан, всюду лежали срубленные молодые деревья и кустарник, якобы заготовленные на дрова. Стась раскидал хворост, ухватился за край только ему известного люка, сделанного вровень с землей, поднял его и предложил нам спуститься. Землянка оказалась неглубокой, не более полутора метров. В ней было холодно и сыро, как в могиле, но все-таки лучше, чем в лесу под открытым небом. Стась пообещал прийти вечером, попрощался с нами, закрыл люк и закидал его сверху хворостом. Затем все стихло. Мы остались одни.
Очень хотелось спать. Бодрствовать решили по очереди, и вскоре все, кроме "дневального", тесно прижавшись друг к другу, заснули.
Вечером пришел Стась, принес хлеба, картошки и кислого молока. Мы перекусили. Стась ушел вместе с Макаревичем. Они взяли рацию и комплект питания к ней, чтобы спрятать все это в надежном месте.
Перед уходом Станислав предупредил нас, чтобы мы были осторожнее, не вступали в контакт с незнакомыми людьми. Жандармы часто переодеваются в гражданскую одежду и очень интересуются партизанами и десантниками. "Мы-то их знаем, - сказал он, - а вы... Словом, будьте внимательны..."
Гришин развернул свою рацию. Ребята помогли ему растянуть между деревьями антенну. Он быстро связался с Центром и перешел на прием.
"Дорогие товарищи! - отстукивала морзянка. - Горячо поздравляем вас с новым, 1945 годом - годом окончательного разгрома врага. Желаем вам здоровья, сил и успехов в вашей трудной боевой работе во славу нашей доблестной армии Всех обнимаем".
Под этой радиограммой не было привычной подписи Хозяина. И лишь много позже мы узнали, что поздравлял нас в ту новогоднюю ночь сам командующий фронтом Константин Константинович Рокоссовский.
Вторая радиограмма была уже от Хозяина: "Есть ли войска в Мышепце, Кадзидло - срочно".
Кадзидло и Мышенец - узлы железных и шоссейных дорог, расположенные в нескольких десятках километров от плацдарма наших войск под Остроленкой. Необходимые для командования данные у нас были, но передать заготовленную радиограмму мы не успели. Вернулся встревоженный Макаревич и сообщил, что на хуторах, несмотря на поздний час, появились жандармы. Разбившись на две группы и условившись о месте и времени встречи, мы разошлись в разных направлениях. Наша радиограмма пошла на другой день: "Мышенец - гестапо, жандармерия, войск нет. Чарня - жандармерия, саперная часть. Из деревень Провары, Волново население выселено - ожидают войска. Из окрестных сел вдоль шоссе Кадзидло Остроленка население выселено, деревни заняты войсками. Макаревича нашел в группе Ухова. Питание к рации кончается - срочно груз".
Немедленно последовал ответ: "Почему нет питания? Место выброски, сигналы".
Питание к рации у нас еще было. В запасе имелся комплект к рации Макаревича, спрятанный в хлеву у Стася, но, зная по опыту, насколько трудно зимой дождаться летной погоды, я решил запросить груз заблаговременно. Пришлось немного покривить душой и сообщить: "2.1.45. При выброске потеряли мешок. Искать не было возможности".
Уточнять там не стали и сразу сообщили: "С 3-го на 4-е самолет По-2. Место приема, сигналы"
Через Стася я немедленно связался с Мосаковским.
- Нужна ваша помощь. Надо принимать груз. Его могут сбросить, могут и не сбросить, все зависит от погоды. Всей группой заниматься этим делом мы не можем - надо работать. Можно ли привлечь к этому делу поляков?
- Почему же нельзя, есть очень надежные хлопцы, - ответил Мосаковский.
- Где можно принять груз?
- Безопасного для нас и для самолета места поблизости, пожалуй, не найти. Надо принимать его прямо на действующей дороге.
- А как костры?
- Об этом и речи быть не может, только фонарики.
Выбрав на дороге место, где к ней с обеих сторон подступал лес, в тот же вечер, 2 января, я передал радиограмму: "Место выброски - действующая дорога Завады - Ольшины. Три фонаря в линию при шуме мотора. Время после 24 00. Зона опасная. Выбора нет".
Но самолет не прилетел, напрасно ждали его наши люди. Не появился он и после. Погода не благоприятствовала полетам.
А боевая работа между тем продолжалась. Как только заканчивался короткий зимний день и сгущались сумерки, мы приступали к делу. Попарно, по трое уходили на задания, возвращались, сообщали Хозяину полученные данные и снова расходились. Шли в те районы, где, по рассказам наших многочисленных помощников, появлялись новые воинские части противника, строились укрепления или замечалась переброска войск.
Только радист Гришин часто оставался один. Его мы берегли и не всегда брали с собой. Не было почти ни одного дня, когда бы Николай не выходил на связь, почти всегда с нового места и в разное время.
Наша уверенность в скорой победе, энергия и решимость увлекали истинных патриотов-поляков, и у нас появились десятки преданных помощников. Многие из них ходили в разведку или на связь Многие помогали укрываться от врагов в своих землянках, сделанных на случай облавы, в дровяных сараях, в ямах, вырытых в хлевах, на сеновалах. Многие делились с нами скудными запасами продуктов.
Очень большую помощь оказывал нам шестнадцатилетний Тадек Зиглер. Иногда мы пользовались его землянкой, часто коротали дни у него на сеновале. У Элеоноры Плишки, смелой и решительной женщины, по ночам устраивали встречи, пользовались также и ее землянкой. Болеслав Эйзак стал нашим разведчиком. Он выполнял рискованные задания, чаще один, а иногда и с нашими ребятами.
За время пребывания во вражеском тылу мы составили довольно четкое представление о ближайших немецких гарнизонах, действующих дорогах, об укреплениях на польско-прусской границе.
Не менее мощные укрепления у гитлеровцев были и на юге, в прифронтовой полосе. Там, в районе города Остроленка осенью 1944 года войска 2-го Белорусского фронта захватили плацдарм на правом берегу реки Царев - притока Вислы - и вынуждены были остановиться.
Гитлеровцы в спешном порядке начали возводить в том районе оборонительные сооружения. Перед нами была поставлена задача: выяснить, что представляет собой эта оборонительная полоса.
На задание отправились втроем: Макаревич, Мосаковский и я. Пришли в деревню Баранове. Недалеко от нее начиналась полоса оборонительных сооружений. Работоспособных жителей Баранова и прилегающих деревень изо дня в день под конвоем гоняли на строительство этих укреплений.
В Баранове Мосаковский познакомил нас с Верой, русской девушкой, угнанной в Германию и бежавшей в Польшу. Под видом дальней родственницы она жила в польской семье, говорила по-польски, имела аусвайс, что обеспечивало ей некоторую свободу передвижения. Поручения, которые ей давал Мосаковский, она выполняла охотно и быстро. Вера была грамотная, смелая, наблюдательная девушка. С ее помощью мы нанесли на карту замеченные ею оборонительные сооружения противника северо-западнее города Остроленка: противотанковые рвы, траншеи, окопы с ходами сообщений, проволочные и минные заграждения.
Договорившись с ней, что она пополнит данные о противнике, мы с Макаревичем пошли в сторону Ружан, а Мосаковский - в сторону Новогруда.