Мартин оторвал уголок с объявлением, бросил газету в корзину и заторопился в тоннель подземки, доставившей его сюда полчаса назад.
Еще издали он увидел разношерстную толпу и сразу догадался: по объявлению. Человек пятьдесят-шестьдесят, образовав изломанную очередь, заполнили тротуар у серого обшарпанного здания со старомодными балконами.
— Что, работа есть? — тяжело дыша, спросил Мартин у долговязого парня в выцветшей куртке, который стоял в хвосте очереди.
— Ишь, разбежался, — сердито фыркнул парень. — Есть, да не очень. Десять заходят — одного берут. Разборчивые…
Парень зло плюнул на асфальт и повернулся к Мартину спиной. Он стоял, глубоко засунув руки в карманы куртки, выражая всем своим видом крайнее безразличие.
— Ну их к дьяволу, — хмуро проворчал пожилой рабочий в берете. — Знать бы, что им от человека нужно…
— Вот именно, вот именно — что нужно! — энергично поддержал его горбоносый щеголеватый итальянец. — Я расспрашивал у тех, кого не взяли, в чем суть проверки? Ерунда, чистая ерунда: спрашивают о семье, о друзьях, заставляют делать какую-то бессмыслицу, а потом говорят — иди, не нужен!
«Так, еще, значит, берут, — мысленно отметил Мартин. — Терять мне нечего, а маленький шанс все-таки есть. Пусть проверяют, пожалуйста. Конечно, знать бы, какие им нужны, в любую шкуру влез бы. О родственниках спрашивают…»
— Еще идут, смотрите-ка!.. — возбужденно крикнул итальянец.
Из подъезда один за другим выходили люди. По их хмурым лицам видно было, что им не посчастливилось.
— Три, четыре… шесть, — стал было пересчитывать их Мартин, но его опередил чей-то саркастический возглас:
— Все десять!.. Вот тебе и на!
Мартин пал духом: неужели все? Неужели набрали достаточно? И сразу же, будто отвечая ему, смуглый парень с зализанным пробором, провожавший неудачников до дверей, громко скомандовал:
— Следующие! Живее! Предупреждаю: ровно десять!..
О’Нейлу пришлось проторчать на жаре почти три часа. Те десятки, что прошли до него, были не слишком удачливыми: только из одного взяли четверых, из остальных — по одному, по два. В партии О’Нейла были и говорливый итальянец Карло Мастрони и долговязый Джим Хован: Мартин успел и познакомиться и поговорить с ними. Оба они были бетонщиками, но Карло шлялся без работы уже год, а Джим — всего два месяца. Хован понравился О’Нейлу: он чем-то напоминал ему невозмутимых героев «Великолепной семерки», старинного вестерна, который Мартин любил в детстве. Мастрони тоже был ничего, но слишком суетлив.
И вот они трое и еще семь безработных, один почти старик, идут по длинному сырому коридору следом за парнем с пробором, идут, готовые показать себя с лучшей стороны и в то же время совершенно не представляя себе, что от них потребуется.
Они прошли мимо многочисленных дверей без табличек, не встретив ни души. Наконец парень с пробором остановился.
— Заходите двое.
Джим дернул Мартина за рукав:
— Идем.
В большой комнате было всего два стола и несколько стульев. Больше ничего. Обращали внимание на себя лишь низкие двери в стене. Пять пар глаз испытующе уставились на Мартина и Джима. Двое — один пожилой, обрюзгший и другой помоложе, с круглой плешиной на темени — сидели за столами и что-то писали. Остальные курили у открытого окна.
— Подойдите-ка вы… — Плешивый поманил Мартина пальцем и молча кивнул на стул: — Садитесь.
Мартин сел, краем глаза увидев, что Джим сел у другого стола.
— Начнем, — быстро сказал плешивый и, царапнув О’Нейла взглядом, добавил: — Только отвечайте коротко, быстро, ясно. Имя. Возраст. Откуда. Профессия. Стаж. Политические взгляды.
— Мартин О’Нейл… 28 лет… Родился в Антоне… Закончил колледж… Шесть лет работал мастером на строительстве дорог. Восемь месяцев без работы.
— Коммунист? Баптист? Мормон?
— Политикой не интересуюсь. Родители были католиками… Наверное, и я тоже, — усмехнулся Мартин и испуганно взглянул на плешивого: кто его знает, может, монастыри строить хотят, а он острит…
Но тот, записав ответы О’Нейла, неожиданно подмигнул ему и сказал почти дружески:
— Все в порядке, О’Нейл… Теперь вкратце о родственниках.
Когда Мартин ответил ему, что близких у него по сути дела нет, последовали вопросы о том, сможет ли он перенести в течение трех лет разлуку с родиной и согласился бы он сию минуту, ни с кем не прощаясь, сесть на пароход и отправиться в Южное полушарие. Мартин, не задумываясь, ответил на оба вопроса утвердительно.