Рванувшись, она отчаянно заработала ластами и выскочила на поверхность. Стенка бассейна была в двух шагах. Наверху, облокотившись на поручни лесенки, стоял Курт Ульман.
Девушка изо всех сил вцепилась в его протянутую руку.
— А я жду вас, Сузи, — сказал Ульман, помогая ей снять акваланг. — Брэгг сказал, что вы осматриваете его болото. Да что с вами? — Он изумленно смотрел на ее дрожащие пальцы. Девушка никак не могла расстегнуть ремешок.
— Ничего. Я сейчас. Подождите, Курт, — отрывисто сказала Сузи и, сорвав маску, направилась в кабинку.
Выйдя из оранжереи, они устроились в шезлонгах.
— Дайте мне сигарету, — попросила Сузи.
Она неумело закурила. С тревогой глядя на девушку, Курт ждал, когда та заговорит.
— Какая мерзость, — сказала Сузи дрогнувшим голосом. — Как в кошмаре… Безжизненные плети, наросты, противные, скользкие, гадкие… Знаете, Курт, я по-настоящему струсила.
Она коротко рассказала Ульману о том, что пережила под водой. Курт улыбнулся.
— А-а… Это вы познакомились с одним из любимых произведений Брэгга. Кстати, оно так и называется: спрут. Очень тонкая, чувствительная водоросль. Все естественно. Находилась в состоянии покоя. Вы проплыли мимо, вызвали движение воды. Стебли расплелись, потянулись за вами. Только и всего. Пугаться необязательно.
Заметив, что его слова не производят никакого впечатления, Курт умолк.
— К такому не привыкнешь. — Маленький рот Сузи брезгливо сжался. — Да и ни к чему это — привыкать…
Некоторое время они молчали. Японка лежала в шезлонге полузакрыв глаза, ее неподвижное, словно кукольное лицо было бледнее обычного.
— Давайте, Сузи, лучше о другом, — сказал Ульман. — Помните, вы не досказали, как оказались в США?
Сузи на мгновение приоткрыла глаза, благодарно взглянула на Курта. Влажные, по-детски припухлые губы девушки тронула едва заметная улыбка.
— Из Нагасаки меня увезла семья Иокашима, отец перед смертью просил позаботиться обо мне, ну, они и взяли меня с собой. Кацуко Иокашима был не только его компаньоном, но и другом… Так что родину я помню смутно, как-никак с семи лет в Калифорнии. Признаться, я больше знаю о Японии по рассказам.
Веки Сузи дрогнули. По рассказам… Как просто все уместилось в этих двух словах. Не высыхавшие слезы матери о Кано, старшем брате Сузи, которого она так и не видела. Горячечный шепот отца, умиравшего от белокровия. Постоянный томительный страх, поселившийся в семье за семь лет до рождения Судзико. Но зачем кому-либо знать то, что принадлежит ей одной?
Не меняя тона, все так же бесстрастно она принялась рассказывать о своей жизни в США. О том, как старики Иокашима на своей вилле близ Окленда создали уголок Японии. В саду росли цветы и деревья ее родины, слуги и учителя были японцами, японскими были мебель, кухня, книги, картины и даже одежда. Опекуны не жалели денег, им хотелось, чтобы девочка росла японкой и как можно меньше общалась с внешним миром. Вначале Сузи воспринимала свою жизнь в «искусственной Японии» как нечто само собой разумеющееся. Но годам к четырнадцати она стала тяготиться ролью любимой игрушки двух стариков. Ей стало казаться, что супруги Иокашима тешатся умилительным спектаклем — и только.
— И тогда я, — с улыбкой закончила Сузи, — дала себе слово удрать. Как только исполнилось восемнадцать, я навсегда простилась с опекунами. Деньги они дали. Сразу поступила в Калифорнийский университет и в два счета стала самой что ни есть стопроцентной американкой.
Сузи небрежным щелчком отшвырнула сигарету.
Курт слушал девушку и смотрел на океан, который тяжело плескался под самой верандой. Наблюдая, как старательные волны облизывают берег, Курт думал о том, что прибрежная полоса, наверное, самое чистое место в мире. Хорошо бы вот так же помыть всю землю, которая не мылась со времен всемирного потопа.
Он был рад, что к Сузи вернулось ее обычное настроение, хотя и понимал, что она вновь отодвинулась от него на ощутимую дистанцию. Но такую Сузи он знал давно, с такой ему было легко и просто.
— Ну, и как вы себя чувствуете в новой роли? — иронически спросил он. — Я имею в виду стопроцентную американку.
— Великолепно! — Сузи засмеялась… — В полном соответствии со стандартом. Женщина первой страны мира должна быть счастлива — и я счастлива. Кстати, теперь, поскольку мы живем в республике всеобщего счастья, я счастлива уже в квадрате. Женщина первой страны мира должна уметь тратить деньги — я научилась, истратив все, что у меня было. Зубы у меня — не придерешься, прическа — ультра си, вот, собственно, и все. Остальное — мелочь.