Андреев открыл было рот, но тот, не дав ему заговорить, махнул рукой.
— Все! Все! — И офицеру: — Ведите! Не подчинятся — стреляйте! Без предупреждения!
Ни на кого больше не взглянув, человек с усиками скрылся в проходной.
Андреев и Щербатов вернулись к морякам. Инга схватила за руку Андреева.
— Александр Михайлович! Что же будет?
— Не волнуйся, Инга. Ты только помни, кто мы и откуда. Все кончится хорошо, я уверен.
— Мы-то помним, — мрачно сказал Феличин. — А вот помнят ли они… Вот что неясно.
— Не беспокойся, парень! — подал кто-то голос. — Помнят. Наглость-то, она бывает и со страху.
В лагерь пропускали по одному. Два солдата тщательно обыскивали моряков. Офицер придирчиво рассматривал каждую вещь, будь то зажигалка или расческа.
Глава VIII
РЕЧЬ ПРЕЗИДЕНТА
Как ни интересно было Тому, слушать, что говорит президент, но еще интереснее было смотреть на хозяина. Впервые он видит, что Джонатан Брэгг ходит перед телевизором, уткнувшись взглядом в экран. Пусть скажет теперь, что Том зря оторвал eго от дел.
— Итак, дорогие фроянцы, в нашей республике появились гости. И хотя жить они будут пока в отдельном помещении, их появление среди нас — вопрос времени. Выражаясь образно, это что-то вроде барокамеры для водолазов. Дадим нашим гостям немного привыкнуть, освоиться — и милости просим в нашу республику Фрой. — Президент радушно улыбнулся и развел руками, словно желая обнять всех гостей сразу.
Брэгг неожиданно встал, взволнованно заходил по комнате. Его тонкие губы что-то шептали, пальцы нервно теребили край мягкой куртки. Потом он остановился, ожесточенно потер лоб, подумал. Поднял трубку телефона.
— Доктора Ольпинга… Да-да, немедленно… Все равно… Я говорю вам — не-мед-лен-но!
И через полминуты:
— Добрый вечер, сэр… Брэгг… Спасибо, но я… Вы слушаете Карповского, Алек? Чудовищно! Как ерунда? Мм… Но я, в конце концов, не об этом — если надо, то… Минутку, Ольпинг, но среди них Андреев, ученый. Я знаком с ним по Марсельскому конгрессу. Да, океанограф, видный. С ним так нельзя. Ну, хорошо, хорошо, не будем спорить, Алек. Я прошу вас об одном — поговорите с Вальтером. Считайте, что это моя просьба, большая просьба Ольпинг… Что, заставите? Ну, захотите, прошу вас… Меня коробит, когда с учеными обращаются, как бог знает с кем. Алло, Ольпинг! Куда вы пропали?
— А сейчас наш долг, дорогие фроянцы, не мешать гостям привыкать. Не устраивать вокруг их прибытия ажиотажа, не толпиться вокруг их коттеджа, словно у зверинца. Вы же сами отлично понимаете, что это не может им понравиться и создаст превратное мнение о гражданах нашей республики. Поэтому и только поэтому Высший совет республики вынужден запретить с сегодняшнего дня появляться в районе расположения наших гостей. Не будем назойливы, друзья мои… — В голосе президента послышались интимные нотки.
Ульман с сомнением посмотрел на экран. «Только поэтому». Странное дело: все запрещения, существующие в республике, преследуют исключительно благородные цели. Волны благородства захлестывают остров. Эдак и захлебнуться недолго.
Вот и еще одна волна. И снова благородство высшего сорта.
А в целом — темное дело. Они что, эти русские, пожелали остаться в гостях на острове? Что-то непохоже на русских. А если не пожелали, то уж будьте покойны, господин президент, — неприятностей не оберетесь.
Ульман задумчиво постучал по столу зажигалкой.
Где же зарыта собака? Неужели они до того зарвались, что считают возможным увлечь своими идеями целый экипаж иностранного корабля? Невероятно. А может быть, силой захватили? И это вряд ли. Даже Карповский не решится пойти на конфликт с Советским Союзом.
Но тогда что же? Как ни крути, а логики никакой.
О’Нейлу надо было спешить на смену, но президент все еще продолжал говорить. А событие было не из таких, чтобы не дослушать до конца. Однако, слава богу, Карповский, кажется, начал закругляться.
— И не забывайте, друзья, что гости прибыли из цитадели коммунистического мира. Наверное, им может понадобиться некоторое время, чтобы безболезненно окунуться в атмосферу полной личной свободы. Вы помните, что даже многих из нас, явившихся из стран свободного мира, который мы, фроянцы, конечно, тоже не считаем свободным, но который все-таки предоставляет чуть больше прав человеку, — даже многим из нас понадобился определенный период для выпрямления личности, согнутой насилием и нуждой.
О’Нейл задумался. Чего ради приперлись сюда эти русские? У них и дома работы хватает. Неужели из-за идей? Забавно. Может, в самом деле у нас распрекрасная республика? Вон, целыми пароходами начинают являться.